Воскликнут ли, радуясь, олени, лисицы и перепела: «И ты сделался бессильным, как мы! И ты стал подобен нам! Тот ли это человек, который потрясал землю!» «В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобой подстилается червь, и черви покров твой». Нет, никто не скажет таких слов, и не останется тот, кто будет думать о них, и Книга Пророка Исайи останется непрочтенной и потому покроется прахом. Только дикий олень станет выходить на свет из темной чащи леса и не будет знать, почему осмелел так, и лисята будут играть у высохших фонтанов городских площадей, и перепелки откладывать яйца в густой траве у солнечных часов.День подходил к концу, когда, по большому кругу объехав район, где слишком густо лежали людские тела и от смрадных испарений мутилось сознание, он наконец добрался до своего дома на Сан-Лупо. Теперь Ишервуд Уильямс знал многое. Большая Драма — как он стал называть происходящее — еще не подошла к финалу, и потому не стоит соединять свое будущее с первым попавшимся на пути живым существом. Лучше подождать и присмотреться. Поскольку все, кого он видел сегодня, в большей или меньшей степени оказались нравственно и духовно сломлены. Понемногу принимая отчетливые очертания, новая мысль, а вместе с ней и новое определение — Вторая Смерть — возникли в его сознании. Потому что многие из тех, кого пощадила Великая Драма, станут жертвами несчастий, от которых были надежно защищены развитой цивилизацией. Имея в своем распоряжении неограниченные запасы спиртного — одни сопьются. Где-то уже гремят выстрелы и человек убивает другого человека; где-то кончают жизнь самоубийством. Многие, совсем как тот грязный старик, так бы и прожили до естественного конца свои серенькие жизни, но случилась катастрофа — и душевное потрясение и неспособность приспособиться заставят их переступить черту, за которой будет лежать пропасть безумия. Эти вряд ли протянут долго. Многие станут жертвами несчастных случаев и умрут в боли и одиночестве. Другие умрут от болезней, которых некому будет лечить. В биологии существует понятие о точке критического состояния популяции, и если количество особей одного вида, уменьшаясь, переходит назначенную критическую точку — весь вид вымирает. Так выживет ли человечество? Вот один из тех занимательных вопросов, дающих ему силы и желание жить. Правда, итоги сегодняшних наблюдений не вселяли радужных надежд. И действительно, если все оставшиеся в живых похожи на встреченных, стоит ли желать продолжения жизни такому человечеству? Усаживаясь утром в машину, он был подобен Робинзону, готовому со слезами радости разделить любое человеческое общество. К вечеру он укрепился в мысли и решении, что лучше останется в одиночестве, и продолжаться тому одиночеству столько, пока не встретит он истинно родственное по духу существо, а не тех, кого предложил ему сегодняшний день. Неряшливая женщина, пожалуй, единственная, кто, по крайней мере, делает вид, что желает его, но в молчаливом приглашении скорее угадывалось вероломство и смерть, чем искреннее желание близости. Ну хорошо, нашел бы он оружие и из-за угла размозжил голову ее другу… Что бы он получил взамен? Физическую близость, удовлетворение? Только от одной этой мысли его начинало подташнивать. Что касается другой — той молоденькой девочки — для знакомства с нею нужно иметь веревку и медвежий капкан. И как в истории со стариком, скорее всего, она окажется сумасшедшей. Да, пожалуй, Великая Драма не имела своей целью сохранить на Земле лучших представителей человечества, а те, кто прошел «Страшный Суд», остался и выжил, — не стали от этого лучше. Он приготовил еду и поел, без интереса, вяло ковыряясь вилкой в тарелке. После чего попробовал читать, но слова имели столько же аромата и прелести, сколько и его пища. Он отложил книгу и снова думал о мистере Барлоу и других. В зависимости от характеров, в той или иной степени, но все встреченные им, постепенно теряя нравственные начала, разваливались как личности. А кто скажет, сохранил ли он разум? Испытал ли он и страдает ли он от душевного потрясения? В поисках успокоительного решения отстранение и методично исследовал Иш возможные изменения своего собственного «Я». Через некоторое время, взяв в руки карандаш, решил записать, почему и благодаря каким достоинствам в состоянии он продолжать жить и даже испытывать радость от этой жизни, в то время как множество других будут лишены этого элементарного человеческого права. Без колебаний, решительно вывел первый довод:1. Есть желание жить. Хочу увидеть, что произойдет с миром в отсутствие человека. Географ. А после некоторого раздумья приписал еще несколько строчек:2. Всегда предпочитал одиночество. Не испытываю необходимости в общении с другими людьми.3. Вырезан аппендицит.4. Относительно практичен, но не педант. Люблю путешествовать; могу жить без городских удобств.5. Не испытал всех ужасов катастрофы, не видел, как умирали близкие. Поэтому избежал самого страшного из всех потрясений. Он прервал свои записи и долго разглядывал последнюю строчку. По крайней мере хотелось надеяться, что хоть она справедлива. Застыв в тяжелой неподвижности, он смотрел на лежащий перед ним лист бумаги и думал. Он мог записать еще ряд своих положительных качеств, такие, как умение творчески мыслить, а значит, быстро приспособляться к внешним изменениям. Он мог записать, что любит читать, а значит, обладает могучим средством, заключенным в способности, переключая сознание, отгораживаться от окружающего мира и, уменьшая напряжение, расслабляться. Одновременно с этим он был не просто читателем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148