Вместо мишени на гвоздик он прикреплял найденные в
письменном столе Кирилл Михеича порнографические открытки. Прострелянные
открытки валялись по полу. От каждого выстрела покрывались они пылью,
щебнем.
- В себя не запустит? - спросил Егорко.
Олимпиада молчаливо посмотрела в пол.
Егорко, словно нарочно раскачиваясь, пошел:
- Парень опытнай, опустошит патронташ и уедет. Не жизнь, а орлянка...
Ракообразные!

XVIII.

Расстреляв патроны, Запус не уехал.
Запус обошел комнаты. Для того, чтобы обойти, узнать и запомнить на
всю жизнь четыре комнаты, нужна неделя; если делать это быстро - четыре
дня. Запусу для чего торопиться? Он запомнил ясно: где, какая и почему
стоит мебель, где оцарапаны стены - человеком или кошкой. Отчего в зале
замерзает, настегивая синий лед, окно. Как нужно ходить, когда злишься и
как - когда сыт: в одном случае мебель попадает под ноги, в другом она
бежит мимо.
Запус обошел ограду. В холодной пимокатной спал Поликарпыч. Запус
сыграл с ним в карты и обыграл. Старик молчал и почему-то все посматри-
вал на его руки.
- Кирилла Михеича выпустили, - сообщил Запус.
Старик закашлял, замахал руками:
- Не надо мне его... пущай не приходит... ничего я не перепрятывал!
Запус не стал расспрашивать и согласился быстро:
- Смолчу.
- Ты гони... гони его!.. какие они бережители!..
- Выгнать мне теперь ничего не стоит.
- Разве так берегут!.. так?
Запус скоро ушел от него. В пимокатной пахло плохо. "Умрет, - подумал
Запус: - чего-нибудь отслужить хочет"...
Хотел сказать Олимпиаде и забыл.
Инструктор из Омска тов. Бритько уехал.
В ограду (из степи должно быть) забегали лохматые мордой, тощие соба-
ки. Запус долго смотрел, как скреблись они на помойке и когда он махал
рукой, они далеко отпрыгивали. Тогда он жалел: "растранжирил патроны".
Сугробы подымались выше заборов. В шинели становилось холодно. Олим-
пиада принесла толстое пальто на сером меху.
- Артюшкино?
- Зачем тебе знать?
- Надену не потому, что от твоего мужа, а потому, что бежавший бур-
жуй. Он мне на пароход контребуцию не приносил? Вместо...
В шубе было тепло. Он положил в карманы руки и стал говорить протяж-
но:
- Через десять лет революции, Олимпиада, люди в России будут говорить
другим языком, чем сейчас. Как газеты... У меня много времени и я привы-
каю философствовать... Они будут воевать, а я научусь говорить, как про-
фессор...
Олимпиада заговорила об Упарткоме. Запуса вспоминают часто и дело его
будет пересмотрено в Омске. Уныло отозвался:
- До пересмотров им!.. Они буржуев ловят. Газеты принесла?
Он унес газеты. Читать их не стал, а взял нож и обрезал бобровый во-
ротник у шубы. Достал в кухне сала, вымазал воротник и отнес на помойку.
Тощие собаки рыча и скребя снег вцепились. Прибежал Поликарпыч и, разма-
хивая поленом, отнял огрызки воротника.
- Берегешь! - крикнул Запус.
- Грабитель!.. Во-ор!..
Старик махал поленом.
Ночью Запус зажег фонарь, взял лом и пошел по пригонам, по амбарам,
погребам. Стучал ломом в мерзлую землю, откидывал лом и высоко кричал
Поликарпычу:
- Здесь?
Поликарпыч стоял позади его, заложив руки за спину. Лицо у него было
сонное, в седых бровях торчала сероватая шерсть. Он кашлял, егозил лицом
и притворно смеялся:
- И чо затеял!
- Найду! Клад ваш найду, - кричал Запус.
Уже совсем светало. Поликарпыч засыпал стоя, просыпаясь от звяканья
брошенного лома. А не уходил. Запус с силой вбил лом и сказал:
- Здесь, старик!
Поликарпыч отступил, шоркнул пим о пим.
- Копай, посмотрю.
- Через пятьдесят лет, батя, все твои спрятанные сокровища ни чорта
ни потянут. Через пятьдесят лет у каждого автомобиль, моторная лодка и
прожектор. Сейчас же с этим барахлом распростись. Во имя будущего...
Возможно ведь: их этого я бабе какой-нибудь штаны теплые выдам, а она
нам Аристотеля родит... в благодарность. Прямая выгода мне потрудиться.
- Вот и копай.
- Тебе прямая выгода после этого умереть. Не уберег и вались колбас-
кой! Преимущество социальных катастроф состоит в уничтожении быстрейшем
и вернейшем, всякой дряни и нечисти.
Он внезапно откинул прочь топор. Поднимая лом, сказал, отходя:
- Брошу. Не верю я в клады и не к чему их! Я сколько кладов выкопал,
а еще ни одного не пропил. Прямая выгода мне - не копать... пулю в самое
сердце чтоб, и на сороковом разе не промахнуться, пули так пускать - то-
же клад большой... а говорят не надо, миноги!
Он вышел и со свистом швырнул лом в помойную яму. Воя побежали в сне-
га тощие псы.
Поликарпыч выровнял изрубленную, изломанную землю. Закидал соломой
изорванное место. Пошел:
- Балда-а!.. Всю ночь...
Запус говорил с Олимпиадой. Запус говорил с ней о муже ее, о ее лю-
бовниках.
Как всегда - она не любила мужа и любовников у нее не было. Она умела
тихо и прекрасно лгать. Запус говорил:
- Я начну скоро говорить стихами... На фронте я умел материться лучше
всех. Зачем тебе мои матерки, когда ты не веришь, что я мог убивать лю-
дей? Убивать научиться, так же легко, как и материться! Революция полю-
била детей... Почему у тебя не было ребенка?
- Он не хотел...
Она не всегда говорила одно и то же. Она иногда путалась. Запус не
поправлял ее. Запус лежал на диване. Олимпиада ходила в валенках и когда
ложилась рядом, долго не могла согреться. У ней были свои обиды, ма-
ленькие, женские, она любила их повторять, обиды, причиненные мужем и
теми другими, с которыми - "она ничего не имела"...
Запус думал. Запус скоро привык слушать ее и думать о другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56