- Ура-а-а!..
И рядом, с других улиц взывали к ним заблудившиеся в песках таким же
самодельным "ура".
Яков Саженов полз не на четвереньках, а на коленях, и в одной руке
держал револьвер. Кожаная куртка блестела ярче револьвера.
Кирилл Михеич полз впереди его людей на десять и при каждом его крике
оборачивался:
- Двигайтесь, двигайтесь! Этак к ночи приползем, до вечера, что ль?
Жива-а!.. Кто свыше трех минут отдыхать будет, - пристрелю собственно-
ручно.
И ползли - по одной стороне улицы - одни, по другой - другие. А по
средине - в жару, в пыли невидимой пароходные несговорчивые пули.
Было много тех, что стояли в очереди на сходнях - платившие контрибу-
цию. Первой гильдии - Афанасий Семенов, Крылов - табачный плантатор, Ко-
локольщиковы - старик с сыном. Об них кто-то вздохнул, завидуя:
- Добровольно ползут!
Колокольщиков, пыля бородой песчаные кучи, полз впереди, гордо подняв
голову, и одобрял:
- Порадеем, православные. Погибель ихняя последняя пришла.
А впереди, через человека, полз архитектор Шмуро, оборачивался к под-
рядчику и говорил скорбно:
- Разве так в Англии, Кирилл Михеич, водится? В такое унизительное
положение человека выдвигать. Черви мы - ползти?!
Какой-то почтовый чиновник прокричал с другой стороны улицы:
- А вы на земле проживете, как черви слепые! Горький немцам продался
и на деньги немецкие дома в Англии скупает. Вот царь-то кого не пове-
сил!..
- Ура-а!.. - закричал он отчаянно.
Шмуро опять обернулся:
- Фиоза Семеновна не приехала? Напрасно вы жену отпускаете, в таком
азиатском государстве надо по-азиатски поступать.
Кириллу Михеичу говорить не хотелось, а по песку молчком ползти неу-
добно. Еще то, - надел Артюшкины штаны, а они узки, в паху режут.
- Кто теперь город охранять будет? На солдат надежи нету, не нам же
придется. Самых хороших плотников перебьют, это за что же такая мука на
Павлодар-то пала? Поеду я из этих мест, как только дорога ослобонится.
Фельдшер Николаенко где-то тут тоже ползет. Голова у него голая как
пузырь, пахнет от него иодоформом. На кого нашла позариться Фиоза Семе-
новна?
- Ладно хоть к уборке счистят шваль-то. Хлеба бы под жатву сгнили.
Штык ружья выскользнул из потных пальцев. Прапорщик Долонко закричал
обидно:
- Качанов, не отставай. Э-эй, подтянись, яры близко.
В песок сказал Кирилл Михеич:
- Я тебе солдат? Чего орать, ты парень не очень-то.
А правильно - оборвались дома, яры начались утоптанные.
- Окопайсь!..
Гуляют здесь, вдоль берега по яру вечерами барышни с кавалерами. От
каланчи до пристани и обратно. Двести сажен - туда, сюда. Жалко такое
место рыть.
Выкопали перед головами ямки. Опалило солнце спины, вспрыгнуло и ста-
лось так, высасывая пот и силу. Передвинул затвор Кирилл Михеич и, чтоб
домой скорей уйти, выстрелил в пароход. Так же сделали все.
Саженовы командовали. Команды никто не мог понять, стреляли больше по
биению сердца: легче. Офицерам казалось, что дело налаживается, и они в
бинокль считали на пароходе убитых.
- Еще один!.. Надбавь!.. По корме огонь, левым флангом, - ра-аз!..
Пли!
- Троих.
Кирилл Михеич ворочал затвор, всовывая неловко обоймы, и говорил у
разгоревшегося ствола ружья:
- А, сука, попалась? А ну-ка эту...

XIV.

Плотник Емельян Горчишников, заместитель Запуса, командовал парохо-
дом. Был он ряб, пепельноволос и одна рука короче другой. Вбежал в трюм,
увидал мешки с мукой, приказал:
- Разложить по борту.
Борта высоко обложили мешками. В мешках была каюта капитана, а рыжий,
выпачканный мукой капитан стоял на корточках перед сломанным рупором и
командовал бледным, мокрым голосом по словам Горчишникова:
- Полный вперед... Стоп. На-азад... Тихий.
Пароход словно не мог пристать к сходням.
Пули с берега врывались в мешки с мукой. Красногвардейцы белые от му-
ки и мук, всунув между кулей пулеметы и винтовки, били вдоль улиц и за-
боров.
Горчишников, бегая взад и вперед - с палубы и в каюты - скинул тяже-
лые пропотевшие сапоги и, шлепая босыми ступнями, с револьвером в руке
торопил:
- Ниже бери... Ниже. Эх, кабы да яров не было, равнинка-бы, мы-бы их
почистили.
И, подгоняя таскавшего снаряды, киргиза Бикмулу, жалел:
- Говорил, плахами надо обшить да листом медным пароход. Трехдюймо-
вочку прозевали, голуби!..
Гришка Заботин сидел в кают-компании, курил папиросы и лениво гово-
рил:
- Запуса бы догнать. Они бы с одного страха сдались. Тут, парень, та-
кая верстка получится - мельче нонпарели. Паршивая канитель.
Горчишников остановился перед ним, выдернул занозу, попавшую в ступ-
ню.
- Пострелял-бы хоть, Гриша.
- Стреляй, не стреляй - не попадешь. Ты чего с револьвером носишься?
Говор у Гришки робкий. Горит в каюте электричество - захудало как-то,
тоще. Да и - день, хотя окна и заставлены кулями.
- Блинов что ли из муки состряпать? На последки. Перекрошат нас, Еме-
ля - твоя неделя...
Закурил, сплюнул. Звякнула разбитая рама. Рвался гудок. Заботин по-
морщился:
- Жуть гонит. Затушить его.
- Кого?
- Свисток.
- Пущай. Ты хоть не брякай.
- О чем?
- А что перекрошат. Народ неумелой. Обомлет.
- Я пойду. Скажу.
Он спустился по трапу вниз и с лесенки прокричал в проходы:
- Товарищи, держитесь! Завтра утром будет Запус. Белогвардейцы
уменьшили огонь. Ночью мы пустим в город усиленный огонь. Товарищи, неу-
жели мы!..
Красногвардейцы отошли от мешков и, разминая ноги, закричали "ура".
Горчишников поднял люк в кочегарку и крикнул:
- Дрова есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56