(Сыкун-ту.)

Рогожи на коврах дворца графов Строгановых. Солдат при входе курит
трубку. Сапоги у солдата, дабы не замерзли ноги, укутаны в рогожи. Он
спрашивает пропуск, не подымаясь с табурета, чтоб не студить ног.
Профессор Сафонов, догоняя на лестнице секретаря, любопытствует:
- А если нарком приедет - встанет он?..
- Едва ли. Да это и не важно. Сюда, товарищ профессор!
Дабы не пачкать ковров, - среди золоченой мебели рогожи. Бытие восем-
надцатого года: (- причины?) - спасаясь от смерти - ешь собак и кошек,
дабы была картошка - меняй. Так думает профессор. Об из'яснении причин
думает он.
Куртка передвигает фуражку на затылок. Лоб - в грязных морщинах.
- Товарищ Луначарский здесь?
Другой, отвечающий, в черной шинели с толстым и круглым, как бревно,
портфелем. На нем необычайной ширины серые валенки и длинный, до пят,
вязаный пестрый шарф.
- Он не приедет.
- Да что вы мне, товарищ Анисимов, голову морочите? Он сказал - буду
через полчаса. Я на Выборгскую сторону за профессором гонял.
Точно захлебываясь пальцами, солдат с портфелем жмет профессору руку.
Отскакивает и, перекидывая под мышки портфель, говорит торопливо:
- И вечно вы, товарищ Дивель, не координируете действий! Сейчас зво-
нят мне сюда: это, мол, дело не Наркомпроса, а Комиссариата по делам на-
циональностей. На кой мне тогда Луначарский! Должон нарком по нацио-
нальностям говорить. Этак, товарищи, не годится, этак гонять вождей ре-
волюции!
- Раньше, чем говорить такие слова, товарищ Анисимов...
- Нет, это вы говорите, товарищ Дивель!..
- Я тогда совершенно не отвечаю за собрание. Я... Извините, гражданин
профессор, вы можете итти домой.
Товарищ Анисимов возмущенно подымает над головой портфель. У товарища
Анисимова огромный рот. Он выкрикивает толстые, как портфель, слова:
- То-есть как так, товарищ Дивель, можете итти домой? Вы что тут ве-
домственные трения подымаете! Оставайтесь, профессор...
Куртка делает резкий кожаный жест:
- Разрешите повторить: предложение вам, профессор, было от Наркомпро-
са, теперь предложение отпадает. Пусть они сами ищут эксперта. Я не
мальчик, чтобы для Комиссариата национальностей профессоров отыскивать.
У меня самого срочная работа.
Профессора тянут за рукава: портфель - в залу, куртка - к выходу. Ко-
ротенькому мешает портфель: он скоро устает. Куртка быстро ведет профес-
сора. Анисимов трясет телефон:
- Алле! Комендатура? Говорит комендант дворца Анисимов. Слушаете?..
Что? Да! Да! Я, я! Задержать при выходе профессора Сафонова, а другого,
Дивеля, выпустить. Что? Арестовать? Да, да!
Профессор запинается о рогожи и смущенно в плечо кожаной куртке:
- Нет, уж лучше я останусь, гражданин...
Куртка подымает тонкий палец и, быстро махнув им, кричит:
- Я доложу обо всем товарищу Луначарскому.
- Хоть Ленину докладывай. Интриганы, примазались! Уходи, уходи, пока
не задержал...
И, подхватив портфель, потный, путаясь в валенках огромным шарфом,
товарищ Анисимов бежит дальше в залу.
- Вы обождите здесь, гражданин профессор, я сейчас... В нацио-
нальность позвоню, чтобы поторопили.
- Алле, аллье? Опять дрыхнете? Аллье!
Профессор ждет в кресле. Он осматривает смущенно мебель, шкафы: везде
свеженькие номерки, и портьеры перемечены мелом. Анисимов в телефон ру-
гает шоффера. Стучит с холодным треском в соседней комнате машинка.
- Записали, Виталий Витальевич?..
Профессор оборачивается. Позади кресла в грязной солдатской шинели и
лохматой бараньей шапке - Дава-Дорчжи.
- Я вам забыл еще добавить историю Храма, Распространяющего Спо-
койствие. Хотя она относится к более поздним временам, но к событиям
вокруг бурхана Будды имеет непосредственное отношение. Аймак Тушуту-Хана
в эпоху династии...
Профессор ожесточенно срывает шапку, хочет ударить ею о колено, но
опять глубоко надвигает ее. Говорит с негодованием:
- Вы, может быть, гражданин, цивилизованный человек и вне опьянения
революционным экстазом...
Дава-Дорчжи кивает.
- ...В таком случае разрешите просить вас помочь мне выбраться отсю-
да. Я имею весьма немного времени и не располагаю им настолько, чтобы
мог ездить осматривать все дворцы, захваченные революционерами.
Профессор мужественно лжет:
- Легенду я вашу записал и премного...
Здесь, запнувшись о рогожу и роняя портфель, захлебываясь, пробегает
вопя товарищ Анисимов:
- Товарищи делегаты... Товарищ профессор... Пожалуйте, товарищ Цви-
ладзе приехал.
Дава-Дорчжи, идя за профессором, говорит вполголоса:
- Все это кончится быстро. Цвиладзе - заместитель наркома по нацио-
нальностям, человек горячий, как и подобает грузину, но мудрый для своих
лет. Сюда, Виталий Витальевич, сюда...
Рогожи сбиты в кучу. Толпа черных широкоскулых людей в солдатских ши-
нелях и стеженках. Низко пахнет казармой - кислым хлебом и капустой, что
ли? И еще тонкий запах не то овчин, не то воды. "Степи", думает профес-
сор и зорко вглядывается в узкоглазые лица. И глаза их лежат не на про-
фессоре и возможно не на рослом наркоме Цвиладзе, а на том, кого с удив-
лением видит профессор позади спины наркома.
На высоком мраморном пьедестале полуторасаженной высоты золоченый,
литой, в высокой короне. На ладонях и ступнях у него лотосы, около вис-
ков - веероподобные украшения...
Профессор вспоминает "Канты по краям его одежды оторочены золотой
проволокой, ею же отделаны ногти".
И Дава-Дорчжи, высоко подняв маленький круглый подбородок, смотрит
поверх головы наркома прямо в темные и узкие, как степные травы, глаза
статуи Сиддарта Гаутамы, прозванного Буддой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22