Хотя какая тут везука? Скучно поди.
Еще несколько минут мы сидели с Фимой молча. Она нервничала, а я испытывала исключительный кайф.
— Все-таки правда, значит? — спросила я Фимку. — Есть зло в «коричневом»?
— Есть на жопе шерсть! — одернула меня КСРка и вздохнула. — Знаешь, Рашуля… Иногда думаешь, сидеть бы на железяке да не знать ничего. Оно и лучше было бы. Спокойнее.
Она сплюнула.
— А анус… аннулятор? — спросила я запоздало.
— Ну да…
Через пару минут в неоновом свете железного пролета показалось еще несколько силуэтов. Похоже, они направлялись к нам, а точнее, к Фимозе.
— Так, — сказала она деловито, окидывая взглядом вновь прибывших. — С каждой по три очка, как договаривались. Когда войдем в лифт, ляжете на пол, чтобы датчики не засекли, что, кроме ментов, еще кто-то наверх едет.
КСРки с готовностью вытащили карточки, и Фима чиркнула по ним какой-то странной штукой, похожей на мой аларм-браслет.
— Так. Никто ничего не видел, никто ничего не знает, — сказала Фима и оглянулась на грузовую камеру.
Через некоторое время в чреве завода заскрипели какие-то колеса, цепи, замигали датчики на панели шахты, и охранник сделал Фимозе знак.
Как только лифт раскрылся, из него вышло два угрюмых мента, а к кабине подкатилась платформа с ящиками.
— Что там? — спросила я у Фимозы.
— Роботы, — сплюнула она. — Силиконовые трудаки. — А нас куда?
— На дешевку, я же сказала. Роботы дорого стоят. И… Поймешь сама, короче.
Менты перекинулись парой слов с охранником, и Фима, поймав неуловимый знак, кинулась внутрь. А за ней и мы устремились занять темные пустоты между стенками лифта и платформой.
— Ложись! — не глядя бросил один из ментов, мы попадали на пол, лифт закрылся и вознес нас на третий слой Москвы.
Когда створки лифта открылись, я чуть не упала в обморок. Я никогда не вдыхала такого свежего воздуха, ни будучи еще ЧТ, ни будучи уже КСР.
— Это духи? — спросила я у Фимы, но она только поморщилась.
Я огляделась вокруг. Потолка не было видно из-за бесчисленных этажей обиталей и эстакад, по которым сновали различные средства передвижения.
— Мы куда-то поедем? — спросила я.
— Да, — кивнула Фима. — Помолчи, пожалуйста. Сейчас придет машина.
Вскоре около нас остановилась одна из капсул, и из нее вышел человек. Он окинул нас таким взглядом, что я усомнилась в своем существовании. Мне показалось, что меня нет, а я просто голограмма. Голяк!
— Загружай, — сказал этот человек, но Фима нахмурилась. — Загружай, я сказал, — повторил человек и, усмехнувшись, швырнул Фиме маленький пакетик.
Та поймала его, заглянула внутрь и только после этого махнула нам рукой. КСРки начали загружаться в капсулу, а я задержалась.
— Удачи! — сказала Фимоза. — Тебе придется поехать с ними.
— Ага, — кивнула я и попятилась к машине.
Фимоза торопливо засеменила в сияющую огнями темноту.
Нас закрыли на замок. Человек этот сел на переднее правое сиденье, а слева там сидел еще один человек. И меня удивило вот что: он все время крутил какое-то колесо. Зачем? Видно, у Матрицы был замысел насчет меня, и он очень хотел, чтобы мне в этот день повезло еще раз.
Когда мы повернули за угол одной из обиталей, наперерез нашей машине бросилась местная КСРка. Она кому-то что-то кричала и ничего не видела. Человек слева повернул колесо, и я поняла, что он управлял этой капсулой самостоятельно. Странно. На «железяке» капсулы ездят по маршрутам и по программе. И устроены так, что под колеса никак не попасть, что-то вроде горизонтальных лифтов — от рабочих мест до обиталей, от обиталей к пищеблоку, от пищеблока к поликлиннике и т.д. А тут… Как-то странно.
Но навстречу ехала еще такая же машина, и там, вероятно, тоже сидел живой человек с колесом, поэтому они столкнулись и расплющили не только эту КСРку, но и свои долбаные машины. Все посыпались вперед, раздался взрыв и…
…я — в незнакомом месте. Сквозь зеленое нечто, обволакивающее меня со всех сторон, светит какой-то необыкновенно приятный свет. К сожалению, я не могу шевельнуться, потому что все мое тело заштопано, перекроено и находится в пузыре с густой зеленой жидкостью. Я не дышу. Разве мертвые дышат?
«Так вот он какой, Матрица! — проносится у меня в голове, и следующая мысль стучится в мой ленивый мозг: — Странно, что покойники могут думать. Но я мыслю, я вижу эту гадкую зелень, даже если меня превратили в один из *.ехе -шников где-то в безграничном пространстве Матрицы, значит, я — …живу?»
Потом за зеленой жидкостью появились темные силуэты. Возможно, это другие покойники. А возможно, нечто, чего мне никогда не представить, потому что все представления основываются только на личном опыте. Никогда человек не сможет придумать того, чего не видел, не осязал, не ощущал хотя бы во сне. Я не чувствую вражды со стороны этих теней. И возможно, что для них я выгляжу точно такой же тенью.
«Надо бы узнать!» — шевелится во мне первое желание. Но тело не подчиняется. Это по-прежнему мое тело. Я имею в виду, что оно сохранило свои половые признаки — грудь и все остальное, но я не могу его узнать, потому что вся состою из лоскутов. Я не знаю, в каком роде о себе думать, пока валяюсь в этом зеленом желе, — род на нашей Московской железяке определяется функцией, а не анатомией, но теперь-то я в Матрице. Почему мне никто не говорит, кто я?
Так прошло много времени, много мыслей нашло приют в моей голове. Некоторые, побродив там, благополучно испарились, другие застряли, зацепившись за зазубрины прошлого. Хотя прошлого осталось немного. Лазерный уровень, Фимоза, «нельзя трогать макушку»… «Раз, два, три, четыре, пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12