Рассказы –

OCR Busya
«Уильям Сароян «Ученик брадобрея»»: Азбука-классика; СПб.; 2004
Аннотация
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».
В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».
Уильям Сароян
Солнце
Психоаналитик улыбается и знает отчего. Может, он и прав, но только мне известны истинные причины его улыбки. Их множество, и часто они противоречивы. Я переживаю катастрофу, потому что любовь к правде сделала меня лжецом. И даже то, что я лжец поневоле, все равно не оправдывает меня, впрочем, как и то, что на свете есть лжецы и похлеще. Последние занимаются искусством, наукой, религией и жизнью.
Они меня интересуют особо. Я говорю здесь о них, потому что, по-моему, есть на свете счастливцы, которым удается сделать собственное соприкосновение со временем, материей, жизнью и энергией таким, что оно по своему результату и значимости сравнимо с созданием великой поэмы, а может, и превосходит ее.
Но я отрекаюсь от того, что сейчас сказал, от того, что хотел сказать, и от того, что еще осталось невысказанным.
Я отрекаюсь от всего, что познал. Отрекаюсь от того, что мне знакомо или кажется знакомым. Я отвергаю само значение, потому что оно ничего не значит. Конечно, оно может обозначать многое, и среди этого множества есть вещи впечатляющие, но как только постигнешь их смысл и даже когда только начнешь его постигать, вдруг ловишь себя на том, что смысл этот бессмыслен, бесполезен.
И вообще, что мы о себе воображаем?
Вот что-то рассмешило меня недавно. Впрочем, всегда найдется над чем посмеяться, я хочу сказать, все это происходит по недоразумению. А ведь я всегда считал, что в конечном счете нужно прожить довольно долго, чтобы отучиться плакать и смеяться. Но я, быть может, уже самый старый молодой человек на свете, так и не научился этому.
Все мы лжецы, потому что живем, выживаем и общаемся друг с другом с помощью слов, а слова лгут. Все лживо: слова, цифры, знаки, жесты, мимика, звуки, песни, танцы – все, что ни есть.
Лучшее из того, что нам дано, конечно, сон. А что есть сон, как не отбрасывание всего преходящего, недолговечного, мимолетного? Сон еще не смерть, но соприкосновение с ней.
Все, конечно, ложь и бессмыслица, но мне верилось, что если у меня когда-нибудь будет много денег, то с ними я обрету хоть какой-нибудь смысл в жизни. Этого не произошло. Деньги появились, а смысла как не было, так и нет. Мы нуждаемся в солнце, я в особенности. Но сколько лет должно было пройти, прежде чем я задумался на минутку о солнце. Почему я не думал о нем раньше? Не знаю. Я думал, зачем оно, как оно велико, из чего оно? Я люблю смерть, я всегда ее любил, я всегда ее ненавидел: что-то нас сближает. Сближает больше, чем что-либо еще. Я готов пойти со смертью, но расставаться с солнцем не хочу. Я не смогу смириться с потерей солнца. Если бы я мог прожить жизнь заново, я бы прожил ее, даже не догадываясь, что живу во второй раз. Мне казалось бы, что у меня все впервые.
Тот приятель, который явился сюда со своими сумасбродными поучениями, хотел помочь нам. Но помочь, однако, ничем не смог. А вот был бы он драматургом, каковым я был, есть и буду, он не понравился бы критикам. Они спросили бы его, куда он клонит и зачем говорит загадками, пусть выражается яснее. Он хочет сказать, что он сын Божий? Так мы все его сыновья.
Но мы должны понимать, это его роль в спектакле.
Я тоже без ума от спектаклей. Я играю настоящего писателя. И если где-то игра не клеится, мне становится не по себе. Иногда спектакль удается (во всяком случае мне так кажется), а иногда – нет (или мне кажется, что нет). Но сомнения – мой крест, каждую минуту я должен терзаться сомнениями, а то ли я делаю. Так или иначе, я писатель и должен писать.
Никто меня не просил писать. И вообще никто меня ни о чем не просил. Просто я не мог выдумать себе занятия лучше. Я долго присматривался, примеривался и решил – стану писателем. И вот теперь я в Париже, в своей квартире на пятом этаже. Пишу. Если вы хотите высказать мысль и не можете уложиться в три миллиона слов, то, может, эту мысль вообще невозможно выразить словами? Вот я уже использовал куда больше трех миллионов слов, а все еще не объяснился. Может, это действительно невозможно? Одни пишут, другие читают – приятное развлечение, но что в нем толку? Впрочем, может, что и пойдет на пользу, но велика ли она? Главное, ничего не принимать близко к сердцу, и это нам удается. Иначе мы бы давно себя погубили. Каждый человек рано или поздно себя губит, кто хорошими средствами, кто плохими. Но какая разница, хорошими или плохими?
1 2