Девять лет сделало свое. Его волосы побелели, морщины возле губ превратились в глубокие борозды. Он был в полном вакуум-скафандре. Со шлемом под мышкой он выглядел пилотом, готовым отправиться в патрульный полет. Он улыбнулся, пожимая руку Алебу, но его но его глаза скользили по стенам коридора, словно он в любое мгновение ожидал удара метеорита.
— Ладно, пошли, — произнес и остсушил в сторону. В его голосе прозвучало облегчение.
Мы без слова обогнули его и направились в сторону кабин. Коридор не был освещен, и чуть погодя я привычно потянулся к шлему, чтобы включить вмонтированную в него точечную лампу.
— Мы перешли на собственное обеспечение, — раздался у нас за спиной голос Тарроусена. — Экономим…
Прозвучало это, должно быть, забавно. Я невольно скривил губы.
— В самом деле? — бросил Алеб тоном вежливого удивления.
Вот уже несколько десятков лет все орбитальные объекты, так же, впрочем, как и большинство транспортных ракет в первой планетарной зоне, получали энергию с Земли. Лазерные эмиторы, собранные в шесть батарей, расположенных вдоль экватора, оказались проще и удобнее в эксплуатации, чем тысячи рекаторов и генераторов, установленных непосредственно на объектах, как правило удаленных от источников лантаноидов или же природных месторождений всех других видов топлива. Потери энергии, пересылаемой узконаправленными фотонными пучками, были практически равны нулю.
Двери в центральное помещение станции — именуемое навигаторской, хотя кроме вспомогательной аппаратуры связи, в нем не было ни одного пульта управления — стояли раскрытыми настежь. Мы переступили стальной порог, и, не задерживаясь, направились к некогда белому, дугообразному столу, обставленному разноцветными креслами. В одном из них сидел пожилой мужчина, который теперь с трудом поднялся и сделал шаг в нашу сторону. Я разу же узнал его. Это был Онеска, биоматематик. Его уравнениям такие, как я, обязаны преодолению порога перегрузок при ускорениях, позволяющих серьезно думать о звездах, по крайней мере, ближайших. Столетие профессуры Онески, объявленное еще до старта «Дины», пришлось как раз на время нашего отсутствия.
— Прекрасно, что вы явились, — произнес он низким, звучным голосом, в котором я однако уловил нотку, свидетельствующую о усталости и даже о скрываемом напряжении. — Только вас мы и ждали… Сказал им? — обратился он к Тарроусену.
Тот покачал головой. Профессор выждал минутку, словно прикидывая, как справиться с заданием, после чего поочередно ощупал глазами Ала и меня, вздохнул, выпрямился, повернулся к столу и склонился над ним, поглаживая ладонями его белую поверхность.
— Прежде всего, — начал он сухим, деловым тоном, — не воображайте, что произошло что-то скверное. Наоборот. По крайней мере, так считается. Попросту — мы отозвали экипажи со всех станций и внеземных объектов. Поэтому вас никто не поприветствовал на границе системы, и даже тогда, когда вы уже вошли в плоскость эклиптики. Мы — последние. С позавчерашнего дня нам здесь делать нечего, кроме как дожидаться вас. Через десять минут мы покидаем станцию. Тогда ей перестанет быть нужна энергия. Так же как прочим лунным и орбитальным базам. Поэтому Земля остановит генераторы батарей.
Алеб откашлялся и сделал шаг вперед. Онеска коротко глянул на него, после чего насупил брови, как бы предупреждая, что он еще не кончил.
— О деталях потом, — заявил он начальственным тоном. — Мы просто реализуем старый план, о котором, кстати говоря, вы могли слышать. Вскоре после вашего отлета мы усовершенствовали теорию полета, а точнее — нашли некий новый вариант ее применения… но довольно об этом. Пока. На Земле обратитесь в Центр Дальних Рейсов. Останемся в контакте. Так уж сложилось, — он выпрямился и с усмешкой посмотрел на нас, — что я — один из авторов того, что нас ждет. В качестве биоматематика, разумеется. Вот так, — добавил он чуть погодя. — Вроде все.
— Все, — негромко повторил Тарроусен.
Я был одинакового с ним мнения. Алеб тоже.
— Летим? — лениво поинтересовался он.
Онеска зашарил глазами по кабине.
— Да… — пробормотал он, — да… разумеется…
Тарроусен подошел к пульту и провел рукой по клавиатуре. Огни коммуникационной централи погасли как задутые. Остался один — пульсирующий бледной зеленью светлячок автоматического пеленга.
Я повернулся и двинулся в направлении коридора. Переступил порог провалился во тьму. Только сейчас я обнаружил, что забыл погасить прожектор на шлеме. Глядя на Онеску и Тарроусена, я светил им прямо в глаза. Похоже было, что они вообще этого не заметили.
Я прошел несколько метров, прежде чем услышал шаги идущих за мной. В длинном туннеле, образованном толстыми панцирными стенами, они звучали как удары молота о ствол дерева.
«Дина»останется тут. Я еще ничего не знал, кроме того, что нескоро увижу ее снова. Разумеется, комплекс сведений и данных, касающихся нашего полета, мы передали на Землю немедленно после выхода из гибернации. До нас то же самое сделали бортовые автоматы. А еще раньше компьютер Центра записал все наши наблюдения, разговоры и замечания, передаваемые непосредственно каждую секунду полета.
На стартовом поле нас ждала ракета типа «Церера», приспособленная для посадки в атмосфере. В ней без труда могла бы разместиться школьная экскурсия. Кресла шире и чуть не в два раза глубже чем те, что были установлены на «Дине». А также не то три, не то четыре пульта, управляющие группами автоматов, с какими мне до сих пор не приходилось сталкиваться.
* * *
Во время полета мы обменялись всего парой фраз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62