Наверное, дело было в выгоревших от бесконечной войны, каких-то навсегда седых глазах. Не бывает у актеров таких глаз. Седые виски — сколько угодно, а вот глаза...
— Саша, башнер, — подполковник кивнул в сторону белобрысого, — а это Анзор — механик-водитель, оба старлеи. Мой экипаж.
Саша и Анзор одинаковым движением кивнули.
Лабух, Мышонок и Чапа по очереди пожали жесткие руки с въевшейся в них смазкой и гарью и тоже представились.
Танкисты оказались свойскими ребятами и ни в коем случае не походили на клятых.
— Выждем немного, на всякий случай, а потом двинемся в городок, — сказал подполковник. — Вы-то как сюда попали, артисты? Заблудились?
— Мы сегодня играем на Старом Танковом, — пояснил Чапа. — Вот и добираемся потихоньку на своих двоих.
— А дорожку сами выбирали, или кто подсказал? — Башнер Саша выплюнул травинку и посмотрел в сторону Ржавых земель. Там что-то взрывалось и ухало. Казалось, что Ржавые Земли дышали железной гарью, а может быть, так пахло от танкистов. Они же все-таки только что выбрались из горящего танка.
— Сами. — Мышонок деловито копался в сумке. Лабух машинально отметил, что припасы он не бросил, несмотря на взрыв танка и поспешное отступление к воронке. — Только вот выбор у нас был небогат.
— Ну, артисты, — протянул механик-водитель, — считайте, что сегодня вам крупно повезло. А не то размазали бы вас гусеницами, как ливерную колбасу по хлебу, либо они, либо мы, прости господи. Там, где воюют танки, людям делать нечего.
Мышонок распаковал припасы и ловко разложил бутерброды на краю воронки. Подумав немного, он извлек из баула большую оплетенную соломкой бутыль и поставил на расстеленную тряпицу.
— Прошу к столу, — провозгласил он. — Любую передышку следует использовать с пользой для тела и души. Только вот стаканов нет. Придется из горла. Вы как из горла, ребята?
Подполковник, как старший по команде, осторожно понюхал напиток и удивленно задрал обгорелые брови.
— Арак! — удивленно воскликнул он. — Гадость вообще-то порядочная. Мы в этой пальмовой водке в свое время чуть ли не портянки стирали. Любые пятна растворяет почище ацетона. Но пить можно. Ну, за крепкую броню и быстрые танки!
Где подполковник Буслаев имел счастье стирать портянки в пальмовой водке, так и осталось неизвестным, потому что офицер коротко выдохнул в сторону и припал к бутыли.
За командиром к бутыли приложились остальные члены экипажа.
— Шпроты, — нежно сказал башнер Саша, с умилением рассматривая аккуратную золотистую рыбку на бутерброде. — Их еще называют анчоусами. Помнится, пошли мы в одну тратторию и заказали эти самые анчоусы. А нам приносят шпроты, мы тогда еще удивились...
«Непростые они, однако, ребята, эти ветераны, — подумал Лабух. — Где их только ни носило, пока не занесло в наши края. А я вот нигде, кроме города, и не был».
Выпив, ветераны разговорились. Подполковник Буслаев достал из потертого бумажника фотографии жены и дочки и, показывая их Лабуху, говорил, уверяя себя, что так оно все и случится:
— Вот кончится командировка, вернусь домой, а дочка-то, наверное, уже замужем. Только бы мужика нашла хорошего, лучше всего — офицера. А то гражданские, ты уж, артист, извини, все какие-то несерьезные. Нет в них армейской основательности и любви к порядку. А если еще не вышла, так вон пусть за Анзора выходит. Он у нас пока холостой.
Холостой Анзор, похожий на колючего жука, деликатно взял шпротину черной клешней и мечтательно улыбнулся.
Лабух поинтересовался, где проживают семьи ветеранов, но ответа на свой вопрос так и не получил. Когда речь заходила о доме, офицеры начинали путаться и перебивать друг друга. Единственное, в чем они сходились, так это то, что их близкие находятся где-то далеко на материке, или, как они говорили, «на Большой Земле». А сами они здесь, на Полигоне, пребывают в затянувшейся служебной командировке. Впрочем, здесь совсем неплохо, и кормят хорошо, и народ дружелюбный. Некоторые ветераны, в основном, те, кто помоложе, обзавелись даже семьями, благо в невестах недостатка не было. На Старом Танковом работало полным-полно молодых девчонок.
Между тем подозрительная возня в Ржавых Землях прекратилась. Видимо, клятые ветераны, будучи людьми военными, тоже соблюдали некоторый раз и навсегда заведенный порядок. Подполковник посмотрел на часы.
— Ну, артисты, — сказал он, вставая и отряхивая землю с комбинезона, — на сегодня все, отбой. Заморили червячка, покалякали о том да об этом, а теперь пора. Подъем. Пошли обедать по-настоящему. Теперь наша очередь угощать.
Они выбрались на глубокую, прорванную в рыхлом земном теле танковыми гусеницами колею и неторопливо зашагали по обочине. Вскоре показались кирпичные боксы с надстроенной невысокой наблюдательной вышкой. Над вышкой трепетал линялый вымпел, обозначавший, что стрельбы закончились. Из калитки, прорезанной в железных воротах одного из боксов, вышел покурить немолодой мужик в синем, испачканном смазкой комбинезоне.
— Что, опять никак, товарищ подполковник? — спросил он, уже зная, что «опять никак».
— Завтра, Петрович. Я, кажется, его засек. Завтра мы его сделаем, и полетит он у нас каком кверху!
— Ну, дай-то бог, — неопределенно вздохнул Петрович, бросил недокуренную сигарету в бочку с песком и скрылся в глубине бокса, откуда сразу же донесся пронзительный визг «болгарки».
По сторонам колеи потянулись огороды и маленькие, аккуратные, почти игрушечные домики, сколоченные из чего попало, но явно с любовью и тщанием. На скамейке возле одного из домиков сидел сухонький старик и курил. На помятом, порыжевшем от времени пиджаке старика красовался одинокий орден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109