– Рассказывай, – на непонятном Ртепу языке обратился Ис к сумрачному Улуку.
– Что рассказывать? – спросил тот, оценивающе взглянув на незнакомца, заговорившего на его родном языке.
– Все, что помнишь и знаешь.
– Слушай. И разреши сесть. Мне и товарищу.
Ис кивнул, остановив жестом вскочившего хозяина:
– Я разрешил.
Ошеломленный каменщик принял это как должное. Видимо, короткие выступления лучше удавались гостю.
– Слушаю, – поудобней устроился Ис.
Улук не принял подачки – начал медленно на языке Благословенной земли, на языке Ртепа. Потом разошелся, стал всматриваться в прошлое, почувствовал интерес собеседника. Особенно четко виделся конец пути…
Их сводили на берег по двум широким, связанным вместе шершавым доскам. Идущие были привязаны к одной веревке, которая, как ветвь, делила их на левых и правых. До сходен они прошлепали босиком по обжигающей палубе мимо спущенного паруса, лежащего под единственной мачтой – темной, как кожа невольников, что привозили с юга из-за песчаного пояса. Потом ступили на доски, ведущие с борта на берег. Доски пружинили в такт шагам. Покачивались на ленивой зыби длинные рулевые весла, да и сам полувытащенный на песок корабль покачивался – высокая корма оставалась на плаву. Вразнобой торчали с бортов другие весла, на них по двое на каждое во время плавания налегали гребцы.
Набег закончился. Пираты свели добычу на берег. Теперь – торг. И – в новый набег щипать Империю. Их – гребцов-невольников – взяли на имперское судно. Улук не осуждал пиратов – каждый работает как умеет! На корабле? Нет, не роптали – строптивых вздергивали на мачте.
Но пираты учли не все! Едва последний человек сошел с борта, а на корабле не осталось даже вахты – с порядком у них было все-таки слабовато! – как с двух сторон из-за пальм, в раскаленной бронзе доспехов, наклонив короткие копья с длинными, как ножи, железными наконечниками, вышли имперские солдаты. И в четверть часа все было кончено. Рабы переменили хозяев, веревка, к которой они были привязаны, удлинилась, и к ней, также попарно, привязали оставшихся незаколотыми незадачливых мореплавателей во главе с поникшим и утратившим свирепость капитаном. А корабль после разграбления занялся неярким дневным огнем. Потом густо повалил дым. И все скрылось за пальмами.
– Завтра здесь будут наши люди, – глядя во двор вслед уходящим рабам, негромко сказал Ртеп, – а Улук не глуп.
Скатилась звезда.
«Можно отпустить рабов. Игра большая идет. Не повезет – снимут голову и они не понадобятся. А если – выигрыш?» – Ртеп гнал эти мысли, стыдясь их, ибо он любил Учителя и рад был пострадать за него. Но он любил и себя. И в подсознании копошилось, что себя забывать не следует.
Так мучился бедный Ртеп, раздираемый непримиримыми противоречиями.
– Что будет, товарищеский ужин или заседание тайного общества?
– Дело не в названии.
– Есть программа?
– Установить царство справедливости.
– О-о-о! Это, вероятно, программа-максимум, а что конкретно?
– Скинуть хомут Империи. И очистить от скверны храм.
– А я тут при чем? – чуть слукавил Ис, он уже, не желая признаться себе в этом, плыл по течению этого бурного и не очень прозрачного потока.
– Сказано: «В начале было слово». А слово твое весомо.
– С хомутом – ясно. А храм – не по моей специальности. К тому же для меня нет ни жителя Благословенной земли, ни варвара.
– Отныне для меня – тоже, – помедлив, твердо сказал Ртеп.
– «Сначала – Империю, остальное – увидим потом», – подумалось каменщику.
– А твои рабы?
– Утром распилю им ошейники.
5
На следующий вечер, с первой звездой – темнело здесь быстро, – загремели засовы, и приоткрылась могучая дверь в глинобитной ограде, пропуская гостей.
«Конспирация не на высоте, – отметил про себя Ис, – видимо, здешняя охранка плохо работает».
Он знал, как это должно делаться – в студенческие времена в вагонах метро, да и на скучных лекциях он проглотил немало книжек в мягких обложках – он не опускался до «морского боя»!
В дом не пошли – все равно с улицы из-за высоких стен никого не было видно. На террасе расстелили кошмы и поставили низкий стол. По углам его воткнули четыре факела – один – в середине. Сестра хозяина принесла глиняные чаши и мех вина, потом корзину винограда и лепешки. И растаяла в густоте виноградника и подступающей тьмы.
«Полный комплект», – Ис оглядел присутствующих. Их было двенадцать. Учитель, разумеется, оказался в середине стола. По правую руку от него сел хозяин, по левую – широкоплечий кузнец Геф. Неверное пламя выхватывало из тьмы шишковатые лбы и могучие бороды. Глубокие тени прятались в рукавах широких и грубых одежд.
«Им бы фокусниками работать», – мелькнула у Иса коварная мысль. Он взял протянутую лепешку, разломил и отдал половинки налево и направо в ждущие руки – самому есть не хотелось. Едва он пригубил чашу – она оказалась больше других, – как Ртеп взял из рук недоумевающего Учителя сей сосуд и пустил по кругу.
«Ритуал, – догадался Ис, – и я в этом милом обществе – предмет культа».
Не хотелось бы говорить, но это на минуту польстило самолюбию гостя. Все молчали, ожидая первого слова от Иса. Ртеп был настолько уверен в интеллектуальных способностях своего гостя, что не мог даже помыслить о необходимости вступления к его речи, тем более хотя бы о намеке на конспект выступления Учителя. Приходилось расхлебывать. Темы у него не было, и он понес первое пришедшее в голову, строя фразы с принятой тяжеловесностью:
– Ртеп, где же сестра твоя, Мер? Разве недостойна она вкушать хлеб за этим столом? Или это противно вашим обычаям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59