И сейчас ему все еще было жутковато.
Мысль о том, что с наступлением темноты скорее всего придется остаться здесь, не улучшала его настроения. Тишина удручала и пугала его – его, бывшего элитного терминатора, принимавшего участие в военных действиях на добром десятке планет, где все было враждебно человеку, где был кромешный ад! Но тогда все было по-другому. На нем было боевое оснащение, надежно защищавшее его с головы до ног, он был до зубов вооружен и окружен легионом своих товарищей в такой же экипировке.
Сейчас и здесь единственное, чем они могли в случае необходимости отражать нападение, был простенький бластер, не производящий никакого впечатления.
То, что Мэйлор достал из маленького отсека, тоже не могло произвести особенного впечатления. В НЗ входил хлеб из водорослей и немного натурального мяса. Судя по всему, чиновник, который составлял этот рацион, руководствовался принципом: тот, кто спасается в этой капсуле, или что-то не правильно сделал, или же трус, и уже поэтому нечего его баловать всякими вкусными вещами. Но как бы то не было, желудок удалось наполнить, а после двух лет на бираниевых рудниках такое ощущение было верхом блаженства.
Через полчаса они вскочили, услышав треск и шуршание.
Седрик предусмотрительно положил руку на бластер, но узнал в приближающихся фигурах Кара-Сека и Омо. Немного позади нетвердой походкой шел, казалось, без всякой видимой цели, Дункан, напоминая порхающую бабочку. Как это ни странно, но кибертеку как-то удавалось все последние дни не отставать от них. Седрик спросил себя: «Что же с ним будет дальше?»
Вдруг он увидел, что Омо несет под мышкой его серебристый чемоданчик с биранием! Так он не забыл взять его с собой!
На Седрика накатила волна облегчения. Если бы «хумш» не был так безнадежно безобразен, Седрик бросился бы ему на шею и расцеловал.
– Браво! – воскликнула Шерил, увидевшая чемоданчик. – Так ты из-за этого чуть не погубил нас? Из-за такого пустяка?
Седрик проглотил ядовитое замечание, которой вертелось у него на языке, проверив вместо этого, на месте ли бираний.
Да, его прекрасный удлиненный самородок был на месте. Он испускал нежное зеленоватое сияние, которое усиливалось из-за полумрака, царившего в лесу, и выглядел вполне мирно, даже уютно, но никого из присутствующих это не могло ввести в заблуждение. Этот камень – казалось, совершенно безжизненный – во мгновение ока мог превратиться в монстра, который убивал ближайшую к нему неосторожную жертву острыми как бритва зубами или колючими шипами. Любой осколок бирания, превысивший определенную критическую массу, способен время от времени на такие неожиданные реакции. Эта опасность постоянно таилась в глубинах бираниевых рудников, но постепенно у любого заключенного появлялось чутье, позволявшее ему уберечься от внезапных смертоносных выбросов энергии камня. Этот самородок будет вести себя вполне, мирно еще несколько недель, возможно, месяцев. Прошло не более половины суток с тех пор, как его последняя спонтанная реакция убила Крофта и спасла им всем жизнь.
И удивительно ли было, что Седрик испытывал к камню почти нежное чувство?
Тем более нежное, чем больше он думал о его невероятной ценности. Космический корабль! Его корабль!
Внезапно и коварно, как удар из-за угла, его ошеломила пугающая мысль: «Что, если и другие уже давно положили глаз на этот чемодан?» Ведь искушения большего, чем его содержимое, никто из них, пожалуй, не знал в своей жизни, Искушение было столь велико, что противостоять ему было весьма и весьма трудно.
Что, если кто-то из них при нервом удобном случае вонзит ему в спину нож или придушит его во сне? А почему, собственно, он всегда думал, что никто из них не способен на это? Что из того, что они раньше не помышляли об этом? Теперь, когда они добрались до Санкт-Петербурга И, их пути неминуемо разойдутся, и почему бы им не запастись энной суммой на необходимые расходы?
Теперь Седрик повнимательней присмотрится к ним. К каждому из них. А кто из них нападет на него первым? Йойодины? Возможно. Правда, они связаны с ним клятвой верности, но кто знает, как долго эта клятва будет для них что-то значить? Не исключено, что какое-нибудь правило их кодекса чести, совершенно непонятного непосвященным, предписывает им снова считать их всех своими врагами, а его – в первую очередь. А как обстоит дело с Мэйлором? Однажды уже Седрик ошибся, считая, что может доверять ему.
– Если бы ты сейчас видел выражение своего лица, – критически заметил Мэйлор, – то сам бы испугался.
Седрик вздрогнул. Его бывший друг, с которым он долгие годы провел в военной академии, за последние два года, очевидно, не разучился читать его мысли. Нужно лучше владеть собой, чтобы лицо не выдавало его мыслей и чувств.
– Верно, Седрик, – промямлил Набтаал. Ну разве мог он не внести свою лепту! – Ты выглядишь так, будто боишься, что кто-то из нас стянет твой не…
– Набтаал! – заорал Седрик.
Ну ладно, Мэйлор понял, что с ним происходит. Это еще куда ни шло. Но чтобы еще и этот партизан читал его мысли, как открытую книгу, – нет уж, дудки!
– Да, да, – сказал партизан, – понимаю. Я должен заткнуться. Ничего лучшего, чем «Набтаал, успокойся!» или «Набтаал, заткнись!», вам не приходит в голову. Ну и ладно, – он скрестил руки на хилой груди и оскорблено отвернулся. – Я молчу. Я нем как могила. Ни слова больше не услышите от меня. Ни одного, – он направился к капсуле, и его ворчание стало тише. – Не заговорю, если даже и просить меня будете. Я ведь вам не какой-нибудь…
Седрик покачал головой. Он был достаточно честен по отношению к себе, чтобы признать, что недостаточно контролировал свои эмоции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59