шумно, ярко – Алена предпочитала жаркие цвета и открытые фасоны платьев. Смех у нее был громкий, заразительный, с чуть заметным вульгарным оттенком. Как раз тем, что так возбуждает любителей тургеневских барышень. В присутствии Алены мужики любой компании начинали снимать пиджаки и, пошевеливая вдруг заширевшими (простите – ставшими шире) плечами, потихоньку отсаживаться от своих спутниц. Вот поэтому Саше иногда (правда, очень-очень редко!) хотелось, чтобы Лена не так сильно напоминала испуганного, готового вот-вот сорваться и убежать жеребенка.
Саша с нежностью посмотрел на оставленную Леной гладильную доску. Откуда-то вновь появилось то, вчерашнее, ощущение забытого французского фильма.
На кухне что-то упало, грохнуло. Саша нерешительно поднялся и подвинулся к двери. В конце концов, если он собирается стать вторым мужчиной в этом доме, пора бы уже вникать в семейные дела. Далее ничего не последовало. Тихо. Ни криков о помощи, ни даже громких голосов.
– Я подумал, может, помочь чем-то? – Саша так долго репетировал эту фразу, медленно продвигаясь по коридору, что вышло это у него из рук вон плохо. А главное, кажется, совершенно не вовремя.
Посреди кухни стояла красная Юлия Марковна и удивительно бледный Юрий Адольфович. Дополняла эту жанровую сценку в стиле Шагала (а что вы думали? Российские моряки в живописи очень даже разбираются!) ломающая руки Лена. Что характерно – руки она ломала не себе, а папе. Точнее, пыталась вырвать у Юрия Адольфовича молоток. С появлением Саши супруги Бляхманы быстро поменялись цветами: Юрий Адольфович покраснел, Юлия Марковна, соответственно, побледнела. При виде молотка Саша заподозревал самое страшное. И, к своему стыду, почувствовал даже некоторое облегчение. Вот ведь все-таки обыкновенные люди. Поссорились – за молоток схватились. Деликатно покашляв, Саша спросил:
– Я... это... у вас что-то случилось?
– Папа хочет забить гвоздь! – с ужасом воскликнула Лена.
Саша начал подозревать, что присутствует при очередном милом семейном розыгрыше. А что? Смешно. Представляете, достает Раскольников топор из-за пазухи и говорит старухе: “Не боись, старая, я просто карандаш хочу поточить”. А?
Саша на всякий случай смущенно улыбнулся и глупо предложил:
– Так если что, я и сам могу забить. – Если это был действительно розыгрыш, то Сашина реплика должна была попасть в точку.
– Са-ша! – В отчаянии произнесла Лена, и он понял, что здесь, похоже, происходит кое-что посерьезней, чем просто семейный спектакль. – Ты что, не понимаешь?
– Нет, – честно ответил он.
– Настоящие пианисты никогда не забивают гвоздей, – строго глядя на Сашу, сказала Лена. – Им руки надо беречь. Понимаешь?
– А-а... – выдавил из себя наш пролетарский жених.
Мда-а, семейка. Мужика к гвоздю не подпускают.
– А я требую, чтобы мне позволили... – срывающимся голосом начал Юрий Адольфович.
– Пожалуй, я пойду, – предложил Саша.
– Да, да, посиди, пожалуйста, в комнате, – кивнула Лена. – И выключи, пожалуйста, утюг.
Пожалуйста. Выключу. Я в принципе и погладить могу. Раз все так заняты.
Саша постоял немного над гладильной доской, со-бражая, как может быть воспринята его инициатива. Но решил все-таки не гладить. С этими людьми искусства надо ухо держать востро: знаем, знаем, чуть слабину дашь, и все – будешь до конца жизни вместо домработницы при родной жене.
Саша еще с полчаса помаялся, сидя на диване и рассматривая корешки книг. Честно говоря, библиотека Бляхманов особого интереса в нем не вызвала. Вот если только... Модильяни альбомчик полистать. Да вроде неудобно без разрешения-то... А, черт! Он совсем забыл! Еще же надо позвонить кому-нибудь из сменщиков – договориться насчет завтра! Саша нервно заерзал на диване. Ну, что, что ты так стесняешься? Тебе же здесь через месяц-два жить придется! Встань, подойди к телефону и спокойно позвони! Но для этого придется пройти по коридору мимо кухни. Еще увидят меня, решат, что я тут вынюхиваю что-то. Нет, лучше подождать.
Ждать пришлось недолго. Примерно через десять минут в комнату вошла Лена и, сильно смущаясь, сказала:
– Саша, мы сегодня, наверное, никуда не пойдем. У нас очень серьезный разговор с папой. Ты иди домой? А завтра мне позвони, ладно?
– Завтра я на вахте, – автоматически ответил Саша, в тот же момент забыв, что только что собирался на завтра отпрашиваться.
– Хорошо, – покладисто согласилась Лена. – Тогда послезавтра.
– Хорошо, – эхом откликнулся Саша. – Но мы же... мы же видик собирались сегодня покупать. – Две новенькие зеленые бумажки с портретом самого популярного в новой России президента США похрустывали в Сашином нагрудном кармане.
– Ах, да... Ох, Сашенька, ну не сегодня. – Лена умоляюще завернула свои тонкие подвижные руки так, что Саша в очередной раз испугался, что она их сейчас заплетет и сломает.
– Хорошо, потом.
Вот такой я покладистый мужик. Встань передо мной, как лист перед травой. Встал. Иди туда, не знаю, куда. Пошел. Куплю себе сейчас Вагнера (или Рихтера) и буду слушать до полного прочищения в мозгах.
Саша бодро улыбнулся Лене и вышел, тихо закрыв за собой дверь. И пошел, не позвонив сменщику, не спросив и ничего не поняв в домашней ситуации Бляхманов, а лишь немного удивляясь своей ненужности.
Полдня промаявшись по городу, заходя в дурацкие магазины и прицениваясь к ненужным вещам, Саша к вечеру доходился до головной боли и сильнейшего раздражения. На что? Да, на все. На жеманных продавщиц, не представляющих, где включается продаваемый ими же видеомагнитофон. На засилье навязчивых кафе, в которых неизвестно, что получишь: то ли гастрит за средние деньги, то ли микроскопический салат за двадцать долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125