Мы не знаем.
Главврач своим ключом открыл дверь склада. Никакого погрома, просто исчезли четыре фляги со спиртом. На стене следы автоматной очереди. На полу – немного крови.
– Продолжайте дежурство, – приказал он, уходя. Хотя охранять здесь было уже нечего. – А вы, когда сдадите дежурство, отправляйтесь на перевязку.
– Спасибо. – Тот, с перевязанной щекой, кивнул.
Съездовская линия Васильевского острова. 8 часов 01 минута.
Александр Иосифович шел домой по правой стороне улицы. Как показывал опыт, так было безопасней. Хотя в это время обычно не бомбили. На улице было пусто. Моросил мелкий теплый дождь.
На углу Большого проспекта и Первой линии стоял почти целый дом. Дальше по проспекту не меньше десятка зданий лежали в руинах. Александр Иосифович заметил боковым зрением какое-то движение в окне и на всякий случай побежал. Он уже раскаивался, что пошел отдыхать домой, а не послушался совета Людмилы Леонтьевны – поспать в ординаторской. С другой стороны, разве в ординаторской поспишь?
– Стой, морячок, стой! – услышал он за спиной дребезжащий голос. И сразу же, облегченно вздохнув, перешел на шаг. Можно не торопиться. Но и останавливаться не обязательно. Настырная старуха все равно его догонит. – Эй, морячок!
Она выглядела, как всегда, ужасно. Маленькие слезящиеся глаза, серая морщинистая кожа, драное зимнее пальто. Особенно жутко смотрелась белая вставная челюсть, которую старухе удалось сохранить каким-то чудом.
– Эй, морячок! Ты с какого корабля? – Кокетливо заглядывая Александру Иосифовичу в лицо, она засеменила рядом. – А я тоже на пристань иду, жениха встречать. Он у меня тоже моряк. – В прошлый раз она, помнится, принимала Александра Иосифовича за студента университета, а сама изображала студентку-медичку. – А у тебя невеста есть? Красивая? А ты парень симпатичный. Мой жених тоже красавец. Высокий! Глаза голубые, а волосы белые. – Старуха болтала без умолку, ей было абсолютно не важно, слушают ее или нет. На памяти Александра Иосифовича ее ловили и отправляли в приют для душевнобольных четыре раза. Но она снова и снова убегала оттуда, возвращалась на Васильевский и бродила здесь, приставая к редким прохожим со своей глупой болтовней. Чем она питалась и где ночевала, выяснить не удалось. На обращенные к ней вопросы старуха не отвечала никогда. Раньше Александр Иосифович думал, что она – бывшая актриса. В третий раз он дождался санитаров, потому что она сильно подвернула ногу и не могла идти. Словоохотливый мужик в сером халате объяснил, что актрисой сумасшедшая никогда не была, а всю жизнь проработала в районной библиотеке. – Я себе и платье уже свадебное сшила. Красивое, да? – Александр Иосифович автоматически повернул голову и посмотрел на нее. Обрадованная неожиданным вниманием, она разулыбалась и, остановившись, закружилась на месте, демонстрируя воображаемый наряд. Сегодня она действительно постаралась на славу: из многочисленных дырок в своем драном пальто она повытаскивала ватин, а на голову налепила несколько мокрых кленовых листьев. – Я тебе нравлюсь? Только ты смотри не приставай ко мне, а то узнает жених, он тебя побьет! Он у меня знаешь, какой ревнивый! Мы скоро поженимся. И свадьба буде-ет... Сто человек! – Она вдруг нахмурилась. – А деток мы заводить не будем, не будем... Их все равно на войне убьют... Не будем деток заводить...
Александр Иосифович быстро пошел дальше. У нее начиналась обычная вторая стадия – плаксивое настроение, жалобы, слезы. Следующей будет агрессия. Хорошо, что до дома осталось десятка два шагов.
Уже закрывая дверь парадной, Александр Иосифович услышал страшные проклятия, которые старуха выкрикивала на всю улицу. Телефон, как ни странно, работал. Александр Иосифович набрал знакомый номер:
– Добрый день. Это Тапкин беспокоит. У нас тут на углу улицы Репина и Большого проспекта опять душевнобольная старуха разгуливает. Заберите ее, пожалуйста. Я боюсь, скоро бомбить начнут. Что? Спасибо большое.
Дома было холодно и сыро. Есть не хотелось. Да и выбор был небогат: пакет сухарей, немного кураги, полбанки засахарившегося меда, рис. Александр Иосифович подогрел чайник, выпил большую кружку горячей воды с медом и лег на диван, поставив рядом будильник.
Госпиталь. 14 часов 46минут.
– Александр Иосифович! Александр Иосифович! Вас срочно в западное крыло вызывают! – Немолодая полная санитарка вбежала в кабинет.
– Что там такое? Пожар? – спокойно спросил главврач.
– Нет, там с больным что-то непонятное.
– Ну уж и непонятное. Никто и разобраться не может? – Четырехчасовой сон взбодрил Александра Иосифовича и даже улучшил настроение. Надев халат, он отправился за санитаркой в западное крыло.
Госпиталь был страшно переполнен. В некоторых местах главврач с трудом пробирался между расставленными в коридорах койками или даже просто матрасами, лежащими на полу. Тяжелое зрелище, очень тяжелое. Особенно, когда почти с каждой кровати на тебя смотрят умоляюще-вопрошающие глаза: я скоро поправлюсь, доктор? Для половины ответ на этот вопрос: не скоро. И, как показывает последняя статистика, для десяти процентов больных ответ звучит еще более удручающе: никогда. При этом следует учитывать, что в госпитале – за счет соблюдения строжайшей дисциплины и всей возможной гигиены – еще не самый высокий уровень смертности.
В западном крыле находилось военное отделение. Сюда клали только раненых из действующих частей. Потому и раны были чище. Но страшнее.
Голова раненого была забинтована почти полностью, поэтому возраст невозможно было определить. Свободным оставался один рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125