А вот дальше начались будни: после душа Катя заявила, что необходимо навести здесь хоть какой-нибудь порядок. Я смирился, не подозревая, что обычным пылесосом на сей раз не обойдется. Сначала мы сортировали вещи: в одну кучу – мои, в другую – квартиранта, в третью – те, которые я смутно припоминал, но не был готов признать своими. Маша активно участвовала, выбирая из куч самые яркие вещи и начиная с ними развлекаться. По ходу дела Катя задавала мне всякие бессмысленные вопросы.– А ты завтра дома будешь?– Нет, – ответил я, – надо срочно готовить плацдарм для возвращения. Сейчас как раз сезон, все готовятся к выставке, учебка вовсю продается.– Я знаю, – сказала Катя, – я ведь тоже с утра убегаю, нужно сто мест обойти, сначала оптовиков, потом большие магазины.– А обзвонить нельзя?– Обзвонить я и из дома могла, тут нужен личный контакт. Ты ведь тоже не обзванивать будешь.– Сегодня вечером посижу на телефоне, а завтра буду заниматься личным контактом.После этого Катерина переключилась на расспросы о моей маме, о том, понравится ли ей Машка, потом – опять о работе… Короче, часа два мы таскали вещи и трепались о всякой ерунде. Затем как-то незаметно наступил обед, мы сходили выгуляли ребенка, еще раз (!) в магазин, и только часам к пяти я смог добраться до телефона.Как и ожидалось, половина нужных людей уже была в городе, но о делах говорить отказывалась.– Завтра, – обычно отвечали мне, – зайди ко мне часиков в одиннадцать… Нет, лучше в два. Ты бы видел, какие у них мидии!Катя, которая наконец завершила свою деятельность по наведению порядка на молекулярном уровне (на макроуровне все уже давно сияло), немного посидела у меня под боком, послушала, как я пытаюсь продаться подороже, и двинулась на кухню.Ужин получился просто обалденным! Все такое овощное и фруктовое, красиво уложенное и вкусно пахнущее! И тарелки – как в ресторане (когда только она их отдраила?). В кухне даже светлее стало.– Здорово! – сказал я, откинувшись на стуле. – Маша, мама у нас – просто шеф-повар какой-то! Она тебя так все время кормит?– Только по воскресеньям, – возразила мама, – если есть настроение. А вот завтра, Маша, будешь сама потихонечку из холодильника фруктины таскать. А потом я приду и покормлю. Или дядя Сережа придет. Не знаю, кто раньше.У нас с Машкой были, наверное, одинаково ошарашенные физиономии.– Ты хочешь сказать, – произнес я с некоторым усилием, – что ребенок целый день будет один?– А что делать? – Лицо Кати выражало безмятежность и покорность судьбе. – Мы с тобой завтра пойдем по делам.Я встал и попытался пройтись по кухне. Обычно это помогало мне думать. Однако на сей раз кухня была забита народом, и я двинулся в коридор. Катя осталась утешать раскисшую дочку.– А ты не можешь отложить дела? – наконец придумал я, возвращаясь к столу.– Нет, – кротко ответила Катя.Я отправился думать дальше. На третьей минуте меня озарило.– Слушай, а если я попрошу маму посидеть? Вы не против?Машка была против, но, по-моему, она уже просто хотела спать. Катя идеей воодушевилась.– Конечно, – сказала она, – ты ведь про нее столько хорошего рассказывал. Они обязательно подружатся.Мама, к моему удивлению, особенно не возражала. Я так подозреваю, что главным движущим стимулом было любопытство. Иначе чего ради ей было соглашаться ехать на другой конец Москвы и тратить день на совершенно неизвестного ребенка.Решение внезапно возникшей проблемы убедило меня в двух вещах. Во-первых, я еще не утерял способности решать внезапно возникающие проблемы. Во-вторых, женщины – существа безответственные. При малейшей возможности они предоставляют мужчинам полную свободу действий и, стало быть, полную ответственность за эти действия. Довод для этого они используют железный: «Ты мужчина, ты и думай!»Уже в кровати я попытался поделиться своими умозаключениями с Катей, но на втором слове она уткнулась в меня носом и прошептала:– Ты у меня самый умный.И мне сразу расхотелось быть самым умным, а захотелось быть самым нежным.У нее. *** Утро было просто замечательным!Я проснулась сама. То есть но мне никто не прыгал, никто не кричал, что пора вставать и готовить есть, и никто не звонил над ухом. Это во-первых.Во-вторых, по квартире плавал очаровательный запах кофе. Ничто так вкусно не пахнет с утра, как свежесваренный кофе. Только моя беда в том, что на вкус я его, то есть кофе, терпеть не могу, а просить кого-нибудь сварить мне с утра кофе для того, чтобы я его понюхала… Что-то мне подсказывает, что это будет воспринято как наглость. Причем не просто наглость, а ни с чем не сравнимая Наглость, на которую способны только такие противные, ленивые, ничего сами не умеющие – короче, только я способна.Чудесное утро продолжалось. Мне под нос принесли чашку кофе, чтобы нюхать, и пошли за чашкой чая, чтобы пить. На тарелке красовались пять сортов вкусного сырика, а Машка была уже сыта и уселась играть за компьютер. И я поглощала сыр, пила чай и наслаждалась сознанием того, что могу не вставать с постели еще хоть несколько часов.Потом на Машку свалилась гора бумаги, которая лежала у Сергея на компьютере. Он засуетился, сказал, что сейчас все уберет, и засунул всю эту гору на нижнюю полку шкафа. Гора влезла с трудом, дверца не закрылась и при каждом легком дуновении ветра подозрительно скрипела. Это навело меня на мысли о том, что это не первая подобная уборка и что Машу в этой квартире страшно будет оставить одну. А вдруг ей придет в голову открыть одежный шкаф? Она же задохнется!– Сережа, а что это были за бумажки?– Да так, черновики всякие ненужные.– Ненужные?– Не-а.– А давай их выкинем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51