Нет, я думаю, что это результат той заметки, которая появилась на днях в «Технической газете». Я пробовал удержать его от этой информации. Впрочем, все равно, рано или поздно…
Снизу доносится стук двери.
— Идите, Ганс, продолжайте монтаж. Поговорим потом. Не будем пока беспокоить его.
Доктор Гросс резко открывает дверь и сразу же захлопывает ее за собой. Он полная противоположность Мюленбергу: небольшого роста, сухой, порывистый, суетливый. Пепельные волосы торчат прядями в разные стороны. На мгновение он застывает около двери.
— Вы уже здесь! — Мюленберг добродушно топорщит усы в ответ. — Безобразие! Вы просто ребенок, дорогой коллега… Вам нужно спать в это время. И вообще поменьше двигаться. Очевидно, вы хотите, чтобы в самый ответственный момент я остался без вас. О, и Ганс тут! Ну, его можно только похвалить за усердие.
Теперь Гросс уже улыбается, пожимая руку Мюленбергу. В соседней комнате он здоровается с Гансом.
— Как дела, дорогой мой? О, да вы уже почти кончаете! Великолепно! — он снова около Мюленберга. — Видали? Надо налаживать испытание. Ах, Мюленберг, я, кажется, начинаю волноваться. Наступает торжественный момент!
— Да, Гросс… сегодня действительно торжественный день. Ведь сегодня юбилей…
Густые серые брови Гросса вскидываются острыми углами вверх.
— Какой юбилей?
Мюленберг встает и протягивает ему свой сверток.
— И вот вам мой скромный юбилейный подарок. Сегодня десятилетие нашей совместной работы. Могу добавить, что лучших лет в своей инженерной деятельности я не знал…
Гросс растроган этим торжественным выступлением. Он жмет обе руки Мюленберга, потом развязывает сверток.
— Масло… Настоящее сливочное масло! И как много! Признаться, я соскучился по нему. Ну, спасибо… нас теперь этим не балуют. Праздник — так праздник! Мы сегодня устроим роскошный кофе. Ганс, зовите Лизет. Я должен сказать, Мюленберг, что ваше участие в работе позволило мне решить задачу передачи энергии без проводов. Без вас мне не удалось бы превратить мою идею в машину, которая сегодня будет готова. Да, это — дата! Сегодня дрогнут устои современной техники. Вы представляете, друзья, что будет? Магистрали электропередач перестанут опутывать земной шар. Передавать энергию станет проще и выгоднее, чем строить малые местные электростанции. Невидимые провода понесут энергию над океанами и пустынями. Самолеты, поезда, корабли станут электрическими и пойдут по своим трассам без горючего. Электричество окончательно заменит пар. Потребление нефти и ее продуктов сократится до минимума. Человечество станет богаче, культурнее…
Гросс встал.
— Мюленберг, каждое техническое завоевание, подобное нашему, — шаг к эпохе процветания человечества. И вот мы вносим свою лепту в прогресс, в создание небывалого расцвета культуры.
Голова Гросса гордо закинута назад, глаза устремлены куда-то в пространство. Если бы не пиджачок, к тому же довольно потертый, он был бы похож на пророка.
Мюленберг молчит. Он делает страшные усилия, чтобы заставить свое лицо ничего не выражать. Гросс — ребенок, слепой и упрямый ребенок. О каком таком «человечестве» он толкует? Не о том ли, представители которого так похожи сейчас на взбесившихся гиен, бессмысленно сеющих вокруг себя смерть. Это они бросили все свои силы и средства на истребление себе подобных и вот орошают кровью мирных земледельцев, цветущие пространства Европы, Африки, Азии, сносят с лица земли тысячелетиями накопленные памятники культуры?.. Этому «человечеству» Гросс отдает свою «лепту»… Разве не ясно, что как только эта «лепта» выйдет за пределы лаборатории, «человечество» превратит ее в страшное орудие уничтожения и разрушения!
Мюленберг чувствует себя соучастником преступления.
Гросс — честный, хороший человек. Он сделал великое дело. Но как объяснить ему истинное положение, когда он и слушать ничего не хочет о политике. «Я не интересуюсь политикой, — говорит он иногда с раздражением. — Политика — только функция культуры, техники». Какой вздор!..
Мюленберг ловит подходящую паузу и протягивает Гроссу полученную повестку:
— Вот еще юбилейный сюрприз…
Гросс читает. Мюленберг следит из-под бровей за выражением его лица. Поймет или нет?
Нет! Ни тени тревоги. Наоборот в глазах ученого-изобретателя загораются искорки удовлетворенного самолюбия.
— Первая ласточка, — улыбается он. — Переговоры могут быть только о нашем передатчике. Погодите, что будет дальше. Ведь сейчас никто еще ничего не знает. Надо пойти. Людвигштрассе, сто четыре. Это совсем близко отсюда, можно пройти пешком.
Мюленберг не выдерживает. Он делает новую отчаянную попытку образумить доктора.
— Слушайте, Гросс… Конечно, не пойти нельзя. Но… не радуйтесь раньше времени: ведь неизвестно, зачем вас вызывают. Если переговоры будут касаться передатчика, то вам могут предложить подарить его военному ведомству и никогда о нем больше не вспоминать.
Гросс слушает, глотая смех, как бы сдерживая икоту. Потом хохочет.
— «Предложить!», «Подарить!». Ах, Мюленберг, милый… И что же, по-вашему, мне предложат, а я соглашусь, поблагодарю и уйду?! Вас заели обывательские страхи, дорогой друг. Знайте, если мне предложат нечто подобное, я откажусь! Вот и все.
— Откажетесь…
— Ну, конечно!
Нет, Мюленберг бессилен что-либо втемяшить в голову этому… этому безумному идеалисту. Разговоры бесполезны. Он разводит руками.
— Ладно. Идите. Помните одно, Гросс: принцип ионизатора не должен быть известен никому. В противном случае..
Гросс опять смеется своим шипящим смехом. Он хватает шляпу и дружески трясет Мюленберга за руку повыше локтя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175