Какую — это для меня тайна. Я — наблюдательный человек и знаю, что вы с друзьями меняете иногда тему разговора, когда я прихожу. Что-то скрываете. Ваша вспышка интереса к радиосвязи была неудачна, вы сами знаете. Вы не умеете лгать. О, конечно, я не могу требовать доверия… как другие. Но… разве это есть дружба, Анни?
Намек на «других» уколол Анну, и она вдруг почувствовала, что владеет положением.
— Вы не понимаете, Альфред. Отец никогда и никому не говорит конкретно о своих целях. Он борется за власть над организмом, за продление жизни. Николай Арсентьевич помогает ему в технике. И ничего он сам толком не знает. Что касается наших тайн, то… Скажите, Альфред… Я слышала, что вы явились в Советский Союз, чтобы передать нам какое-то важное изобретение. Вы можете сказать мне, что это за изобретение?
— Анни! Но я не имею права.
— Значит, вы мне не доверяете?
— Это же другое дело! Это не мой личный секрет.
— Вот видите! — подхватила Анна. — Тогда и нечего обижаться. Во всяком случае, могу вас уверить, что никаких тайн направленных против вас, у нас нет.
Виклинг вдруг повеселел.
— Ну, тогда простите, Анни. Я вижу теперь, что вел себя глупо. Я не думал, что у вас государственная тайна… — Он искоса взглянул на нее, рассмеялся и быстро продолжал. — Я должен благодарить вас за урок. У советских людей особая этика, совершенно новая. Ее не так легко понять человеку буржуазного воспитания. Оставим это. Поговорим о путешествии. Когда вы решили ехать?
— Как только Николай Арсентьевич поправится. Отец говорит, что недели через две.
— Как же вам удалось уговорить его бросить работу?
— Уговорили. Он сам понял, что ему нужно отдохнуть.
— А радио? Он всегда говорит, что часто должен дежурить в эфире.
— Он оставляет товарища Ныркина вместо себя.
— Так. А вы говорили с профессором? Может быть, я буду нужен ему?
— Говорили. Он сказал, что в ближайшее время вы ему не понадобитесь.
Виклинг помолчал с минуту.
— Вот что, Анни, — сказал он затем, — мне нужно согласовать вопрос об отпуске со своим начальством. Если отпустят, я еду с вами. Завтра же выясню. Теперь скажите… — голос Альфреда стал мягче, бархатистее и Анна инстинктивно взяла себя в руки. — Кому принадлежит эта мысль… предложить мою кандидатуру?
— А это очень важно Альфред?
— Очень важно, Анни. От этого может зависеть весь смысл моего участия в экскурсии.
— Тогда вы можете отказаться.
Они прошли молча несколько шагов.
— Понимаю… И вас это нисколько не огорчит, Анни?
— Очень огорчит. Наш капитан требует, чтобы в команде было трое мужчин. А третьего у нас нет. Брать незнакомого…
— С вами невозможно разговаривать, — грустно усмехнувшись, перебил Виклинг…
Анна возвращалась домой одна, обдумывая этот разговор. Как будто она не сделала ошибки. Виклинга порой становилось жалко, в самом деле, недоверие — плохая штука. Он прав. Надо будет поговорить со всеми и постараться рассеять эту атмосферу отчуждения ни в чем перед ними не провинившегося человека.
* * *
Николай начинал томиться. Шел уже четвертый день его «лежачей жизни».
Ридан пришел к нему утром, осмотрел, расспросил о сне и течении мыслей.
— Ну, вот что, — сказал он, — давайте поговорим серьезно. О прежнем образе жизни не может быть и речи. Не так ли?
— Конечно.
— Так. Значит, поняли. Сейчас здоровы, можете встать. Ехать вам пока нельзя, вы еще слабы, нужно окрепнуть, отдохнуть. Работать можно, но полегоньку. Что вы думаете делать?
— «ГЧ», — коротко ответил Николай.
— И больше ничего?
— Больше ничего. С «консерватором» кончено на два месяца. Если, конечно, туши не начнут разлагаться раньше времени.
— А ваши ночные путешествия по эфиру?
— Я уже сговорился об этом с Ныркиным. Он очень опытный, способный коротковолновик и, конечно, сумеет после нескольких уроков усвоить мою манеру работать на ключе, мой «почерк». Будет регулярно приходить сюда в дни моей «эфирной вахты» и просиживать за передатчиком часа два.
Этот план вернул Ридану обычную веселость. Мечта его близилась к осуществлению. С каким нетерпением он ждал этого момента, какой борьбы с самим собой стоило ему удерживать Николая от работы!
Николай встал, принял по совету профессора крепкую хвойную ванну, а после завтрака погулял немного по саду. Потом отправился в свою рабочую комнату, где на отдельном столике его ждал остов «ГЧ». Разобранные детали лежали тут же. Николай вскрыл ящик и достал из вороха мягких стружек новый, совсем небольшой баллон свинцовой лампы…
…Вечером пришел Федор. С тех пор, как было задумано их летнее путешествие, и Федор стал «капитаном», он почти ежедневно бывал в ордынском особняке. Возникало много всяких подготовительных дел, требовавших обсуждения. Прежде всего надо было избрать маршрут, найти подходящую реку. Это оказалось далеко не простым делом, хотя будущие путешественники единодушно сходились в основном: река, должна быть «дикой» — малообитаемой, несудоходной, лесной и «охотничьей».
И вот друзья сидели за столом, заваленным географическими картами, туристскими справочниками. По многу раз обсуждали они то одно, то другое предложение, и… никак не могли найти «свою» реку в великом речном обилии советской страны.
Наконец появился и Виклинг. Внимание всех привлек небольшой плоский ящик, который он торжественно поставил на стол перед Николаем.
— Вот вам подарок к выздоровлению.
В ящике оказалась готовая передняя панель для «ГЧ» со всеми органами управления. Это был шедевр точности и изящества. Большая круглая шкала настройки заключала в себе две тысячи делений, из которых каждое можно было с помощью дополнительной микрометрической шкалы разделить еще на сто равных движений стрелки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175