Невозможно было сказать, какого они цвета.
— Здесь место только для одного, — сказала Табита, снова переключая внимание на панель. Судя по силуэту, крейсер был стандартным «Хайтэйлом». Он мог покрыть сокращавшееся расстояние между ними за считанные минуты, если они потеряют темп.
— Я и есть один, — заметил Могул. — На данный момент.
Он лежал над Табитой в воздухе, каждая клеточка его тела была расслаблена; он вежливо ждал ее разрешения. Он лежал совершенно неподвижно — а они удирали сломя голову, спасая свою жизнь. С такой прической Могул кого-то напоминал Табите: та же гибкая элегантность, та же кошачья грация. Трикарико, сообразила она.
Включался дисплей за дисплеем. Зеленый, зеленый, зеленый.
Табита жестом указала на кресло второго пилота:
— Быстро, — сказала она.
Она заглушила плазменные двигатели, сбросила газ до корректирующего спурта, до тремора в нижних частотах.
Нижние частоты — это был капеллийский привод; он жужжал.
Пока Могул Зодиак пристегивал ремни кончиками изящных пальцев, привод стал переходить в рабочий режим.
Сконструированный таким образом, что большая часть его компонентов располагалась вдоль четвертой оси, в результате чего она выглядела довольно странной по сравнению с тремя остальными, привод «Элис Лиддел» мало чем отличался от приводов, установленных на малых кораблях нашего времени. Возможно, его фланцы были более тяжелыми, панцирный волновод — более громоздким, и кое-кто счел бы ее проводку осложненной странными излишествами. Но когда он входил в рабочий режим, светился и окутывался ореолом, он был во многих аспектах идентичен капеллийским приводам, установленным по всей галактике. Правда, никто не мог обследовать его в момент входа в режим, свечения и появления ореола из-за мощного потока сильного света, выбрасываемого приводом с такой интенсивностью; от этого потока Табита, ее пассажиры и прочее содержимое корабля были защищены трехслойной структурой молибденовых щитов и инерционным пористым материалом.
Окутываясь ореолом, привод начал пульсировать. Пульсируя, он стал перестраивать молекулы, составлявшие Элис, в определенные конфигурации, в обычном состоянии совершенно невозможные. Казалось, кабина наполнялась странным, бесплотным туманом, по мере того, как, покрываясь пятнами, стало сворачиваться ее внутреннее пространство, и все предметы стали расплывчатыми. Звезды стали выглядеть довольно странно. Корабль рыскал вокруг, словно раздраженный этим распадом обычной реальности. Полицейские вызывали их, но ничего не было слышно, кроме звука, напоминавшего тонкие голоса крошечных флейт, словно целый сонм сильфид из трансизмерения играл на них, заманивая путников.
— А кто вообще-то была Элис Лиддел? — спросил Могул. Его голос плавал в воздухе, как сироп.
— Она была маленькой девочкой, — рассеянно отозвалась Табита. — Из рассказа. Маленькой девочкой.
— И она так и не стала взрослой?
Табита смутилась. Время колыхалось, становилось неуправляемым, окутывая самое себя.
— Это уже другая история, — сказала она. Все пульсировало, радостной струйкой устремляясь в новую боковую частоту. Свет в кабине приобрел отчетливый красноватый оттенок. Он покачивался; он извивался. Табита была на «Октябрьском Вороне», вокруг нее бурлила и кричала ликующая толпа. — Та была о маленьком мальчике, — сказала Табита. Она старалась перекричать шум и едва слышала сама себя: — Ты…
Они совершили прыжок.
Завеса реальности раскололась с высоким отчаянным криком, затихшем, едва донесшись до их ушей. Звезды исчезли. Пустота пропала.
Вместо этого корабль прошел через очень бледную, почти бесцветную среду.
В сверхпространстве незначительность банальных трех измерений становится совершенно очевидной. Сверху традиционное пространство как таковое выглядит непрочным и убогим. Разница между «здесь» и «там», например, едва заметна и становится вопросом почти академическим. Зато «там, вдали» вещи или скорее абстрактная «вещь» разворачивается и восхитительно простирается. Бросившись к иллюминаторам «Элис Лиддел», ее пассажиры отчетливо разглядели перекрещивающиеся росчерки, невольно оставляемые орбитальным движением транспорта вокруг Земли на ртутном мениске космоса, словно рыбы, которые таращат глаза на проплывающих над ними уток. Звук флейт звучал теперь более отчетливо, но уже гораздо меньше был похож на флейты. Сильфиды, если они вообще существовали, бросили свое сопровождение и разбежались, смеясь над еще одним экипажем ничего не подозревавших смертных, хитростью вырванных из своей естественной среды обитания. Они оставили сцену, предоставив ее чему-то обширному и невидимому, насвистывавшему сквозь зубы; а, может, это был просто ветер трансизмерений, суперкубический сирокко, жадно рвавшийся в дыру в форме «Кобольда», оставленную кораблем в триединой ткани.
Полицейские были где-то в другом месте, нигде, за целые миры от них.
Табита взглянула Могула Зодиака, сидевшего через проход по-турецки, сложив руки на груди, опутанного ремнями. Любопытно, что у корабля теперь была небольшая гравитация, словно его притягивало к серому и несерому полу сверхпространства, неясно и тяжеловесно простиравшегося далеко внизу.
Могул улыбнулся Табите:
— Спасибо, — сказал он мягко. — Капитан.
У Табиты появилось мгновенное ощущение, что он понял то, что она только что сказала или попыталась высказать, что он тоже был там, они были рядом, как два любовника на одной подушке.
Ей стало не по себе, и она отвернулась.
Табита закрыла дроссель, установила стабилизаторы, проверила системы поддержания жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153