Было видно, что он с трудом сохраняет вежливость, терпеливо выслушивая ее. Над его плечом парил блуждающий огонек.
— Раз уж на то пошло, дорогой Бальтазар, я могла бы поставить вас на место насчет скафандров, — лукаво говорила лунянка. — Я видела настоящий.
— БАЛЬТАЗАР. БАЛЬТАЗАР ПЛАМ.
— Элис!
— ПРИВЕТ, КАПИТАН.
— Элис, с тобой все в порядке?
— :Т$/и
— Элис!
Элис, не уходи опять?
Элис, Элис, ты меня слышишь?
Поговори со мной!
Хорошо, Элис, я продолжаю.
Да, это был Бальтазар Плам. Он был Луной в театре масок. Я знала, что он из Сансау, один из директоров династии, но потершись около Мандебр, я стала — как ты это назвала? Пресыщенной. Я пресытилась разговорами с великими мира сего. Как бы то ни было, это был маскарад. И я к тому времени уже напилась. Я влезла в разговор, когда услышала, как лунянка сказала ему:
— Я не должна быть такой критичной. Уверена, что ваш блуждающий огонек все записывает.
Она погладила его под подбородком, они это любят. Было видно, что, пока она его гладила, огонек засветился ярче. Он тихонько замурлыкал.
— Это у меня должен быть блуждающий огонек, — сказала я.
Плам посмотрел на меня, его огромные брови изогнулись дугой, растягивая грим. Глаза у него были добрыми. Он сказал:
— А ты кто такая, дорогая моя?
— Питер Пэн, — ответила я.
Они никогда не слышали о Питере Пэне, так что я рассказала им все, что помнила: как я жила на острове, в норе под деревом, сражалась с пиратами и краснокожими каждый день и не собиралась становиться взрослой. Я заметила, что улыбка лунянки становится все более и более напряженной, она словно говорила: «Кто эта идиотка, которая рассказывает сказки Бальтазару?», но меня уже понесло, я потеряла голову.
— У меня есть подружка-фея по имени Тинкербелл, — сказала я, — она обычно повсюду следует за мной. Как ваш блуждающий огонек.
— Я думаю, она вполне сойдет за фею, — сказал Бальтазар. И приложил тупой квадратный палец к плечу. — Иди сюда, Огонек, — позвал он и осторожно поднес к нему палец. Огонек с тихим жужжанием следовал за пальцем, паря над суставом.
— Она прелестна! — сказала лунянка. На самом деле она вовсе не была прелестной. У нее была плоская мордочка с носом-пуговкой, широкой расщелиной для рта и торчавшими из него крошечными клыками, она была похожа на крошечного детеныша какой-то рептилии, только кожа у нее была розовая, как у младенца-человека. И глаза у нее косили, так что она казался злобной или сумасшедшей. Она сидела сгорбившись, выставив перед собой рудиментарные лапки, а задняя часть ее была обрамлена каким-то скользким с виду оборудованием.
— У нее есть имя? — спросила женщина.
— Я зову ее просто «Огонек», — сказал Плам, — лучше не подавать ей идей о том, что у нее может быть своя личность, — с насмешливой серьезностью заключил он. — Вот, — обратился он ко мне, вытянув палец, — хочешь подержать ее?
— Нет, спасибо, — ответила я. Я знала, что произойдет. — Тинкербелл может обидеться.
— О, можно мне? — вмешалась лунянка. — Она так очаровательна!
И она вытянула руку, словно блуждающий огонек собирался на нее вспрыгнуть.
А потом она завизжала.
Разговоры вокруг смолкли, и все стали смотреть на нее.
У нее волосы встали дыбом, глаза почти выскакивали из орбит сквозь маску. Ее губы яростно шевелились, но из них не вылетало ни звука.
Я протянула руку и схватила ее за запястье, опустив ее руку вниз, чтобы прервать контакт. Индукция тут же прекратилась, конечно, но она получила сильный шок. Плам ухмылялся, ему вовсе не было стыдно, и, боюсь, что я улыбалась тоже.
Женщина вырвала у меня запястье.
— С вами все в порядке? — спросила я. Она сверкала на меня глазами, словно это я ее ударила током. Она не смела взглянуть на Плама, просто стояла и массировала пульсирующую руку, пока человек шесть прислужников в ливреях Тлака не пробились сквозь толпу и не выручили ее, издавая успокаивающие звуки, пока вели ее прочь.
У Плама был совершенно невинный вид, он приглашающим жестом гонял огонек взад-вперед по своему предплечью. Я засмеялась. Он только поднял свои удивительные брови:
— Невыносимая женщина, — сказал он.
— Вы и со мной собирались проделать то же самое! — запротестовала я.
— А, может, ты тоже невыносима, — ответил он.
— Наверное, да, — сказала я. — Так оно и бывает, когда ты никогда не взрослеешь.
Я разговаривала с Бальтазаром Пламом довольно долго, вернее, не я, а Питер Пэн. Я не хотела ему ничего про себя рассказывать, но напридумывала целую кучу вещей про Питера, как он присоединился к каравану, потому что это большое приключение, а что Питер любит больше всего, — так это летать. Потом Плам стал говорить о старом корабле, который, как он сказал, просто валяется в его поместье где-то на Земле, в Калифорнии. Через минуту я поняла: он хочет сказать, что если я уйду с маскарада вместе с ним, мне, может быть, удастся уговорить его с этим кораблем расстаться.
Тогда я его отшила. Честно говоря, после того, что он сделал с той бедной женщиной, я была не склонна ему доверять. Я не верила в его предложение, не верила, что может быть вообще какое то предложение без подводных камней. По-видимому, корабль был просто комком ржавчины. Я чувствовала себя чуть-чуть оскорбленной. Мы так хорошо общались, а тут он собрался играть в игры. А я не люблю играть в игры других людей. В любом случае, он мне не нравился. Ну, не настолько.
На вид причин хватает, правда?
Была и еще одна. Трикарико нашел меня и болтался рядом в ожидании, и я вдруг решила отвезти его назад на «Трогон», в свою каюту, и сорвать с него одежду. Пока мы этим занимались, остальной экипаж в беспорядке вернулся на борт, и зазвучали гонги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153