— Начните заново, — прорычал дьявол, чуть остывая. — Попробуйте уменьшить огонь.

Черт еще раз поклонился и, вспыхнув ярко-оранжевым пламенем, исчез. Дьявол посмотрел вдаль невидящими глазами и снова склонился над кулинарными книгами. Когда-нибудь он научится, он поймет, как готовить этот пирог. И тогда… Тогда он отомстит этому смертному, который посмел так обойтись с ним. Если только этот смертный к тому времени не достигнет большего могущества, чем он.
Дьявол принюхался, издалека тянуло паленым. Так пахли не горящие в аду мученики, так пах сгоревший яблочный пирог.
КОШМАР НА УЛИЦЕ ДОЛГОВЯЗОВ
Рассказ написан в соавторстве с Сергеем Дорофеевым и Надеждой Агеевой

Не все события вымышлены, не все совпадения случайны.
Была пятница и, кажется, тринадцатое число. Впрочем, насчет числа Изя сомневался, поскольку вчера было одиннадцатое, а завтра семнадцатое. Но то, что пятница, — это точно, хотя, возможно, и среда. Мелкий противный дождичек, начавшийся еще с полчаса назад, вводил Изю в состояние уныния. В таком состоянии нужно было куда-то пойти и с кем-то выпить. Или с кем-то пойти и куда-то выпить. Он открыл первую попавшуюся страницу в первой попавшейся записной книжке, где громкими буквами по веселому белому полю шла звонкая, но записанная на букву «С» фамилия Либерштейн. Он долго вспоминал, кто бы это мог быть, но, так и не вспомнив, решил, что, пожалуй, Либерштейн ему подойдет. Изя решил позвонить данному субъекту, но, подойдя к телефону-автомату, обнаружил, что в книжке вместо телефона записан адрес: улица Долговязов, дом 13, квартира 666. Куда он и направился небодрым строевым шагом.
Звонок не работал, сколько он ни нажимал кнопку. Но дверь открыли сразу, по первому стуку. На пороге стоял молодой человек. Изя сразу вспомнил, где его видел — как ни странно, в этой же квартире.
— Здравствуй, Изя, дорогой! — произнес с грузинским акцентом Либерштейн, носящий громкое имя Фриц. — Вах, с чем пожаловал?
— С Изей, — ответил Вах.
— Молодец! Поставь его в холодильник.
Но в холодильнике стоять Изя не хотел, а потому, не обращая внимания на протесты непонятного Ваха, прошел в комнату.
В комнате было холодно и сыро, как в старом промозглом склепе. Изя сразу вспомнил свою бабушку — как она там, родная. Мысленно представил себе обглоданную черепушку и покосившийся гроб, смахнул скупую мужскую слезу. Обглоданный червями скелет подмигнул ему пустой глазницей: «Здравствуй внучек. Приходи, я по тебе соскучилась». Изю передернуло, он попытался отмахнуть столь чувственное видение. Но видение не отмахнулось. Тогда отмахнулся Изя. Видение, потирая ушибленное место, ретировалось.
— Вот ты, значит, как с бабушками! — голос был незнакомый и женский.
Изя повернулся. В углу у массивного дубового стола с резными ножками сидела невзрачного вида женщина. Которая при втором взгляде оказывалась весьма взрачной. Блеснула молния, захлопали окна, затрепетали занавески, из-под стола метнулась черная кошка, полетели вороны, зашумели летучие мыши, забегали пауки, крысы, тараканы, запахло серой и луком, глаза женщины полыхнули дьявольским огнем. «Показалось», — подумал Изя. «Хрен тебе», — подумала женщина. В ответ Изя судорожно сглотнул.
— Ты кто? — спросил он, пытаясь совладать с непослушным голосом.
— Это моя жена, — вмешался взявшийся невесть откуда Фриц, — Глаша.
— Ты женат? — все еще пытаясь сглотнуть, спросил Изя.
— Да. Познакомились на очередном собрании секты евреев-антисемитов. Знакомься, Глаша, это Изя Иванов.
— Еврей? — подала голос Либерштейниха.
— Великоросс, — обиделся за друга Фриц.
— А почему фамилия такая нерусская? — не унималась женщина.
— Дурное наследство, — вывернулся Изя и попытался перевести разговор в иное русло. — И давно вы женаты?
— С тех пор как стали аскетами. Не пьем, не курим, не материмся.
— А спите… — полюбопытствовал Иванов, — на одной кровати?
— Конечно, — искренне возмутился Либерштейн, — на одной, двухъярусной. Она наверху, а я в соседней комнате.
Изя затосковал, поняв, что явно ошибся адресом. Повисла неловкая пауза. Настолько неловкая, что не смогла удержаться и шмякнулась об пол.
— Ну ладно, располагайся, я за водкой, в магазин, — нарушил молчание Фриц.
— Так вы ж не пьете, — радостно удивился гость.
— Мы и не пьем. Аскеза — понимать надо. Мы похмеляемся. Ну, я пошел, — хлопнул древней окосевшей дверью хозяин… и пошел…
Изя поежился, потом еще раз, и еще. Оставаться наедине с Этой: Глашей, Либерштейн, евреем, антисемитом, аскетом, женщиной — он хотел, а потому продолжил ежиться. Застывшая в сыром воздухе тишина не давала покоя. «О чем с ней говорить?» — металось в голове у Изи, и не только в голове. Впрочем, там металось нечто иное.
— Пить будешь? — спросила хозяйка.
— Буду.
— Предсказатель, блин. Садись, — похлопала она по дивану, который принялся весьма эротично вибрировать и постанывать.
Изя недоверчиво покосился на возбужденный диван, но приглашение принял. Диван крикнул: «Ай» — и успокоился. Изя тоже крикнул: «Ай», но успокаиваться не стал.
— Двулик, Двулик, Двулик, — позвала кого-то хозяйка.
В комнату, путаясь в лапах, прибежала собака — по крайней мере, так вначале показалось. Как ни странно, но собакой она оказалась лишь отчасти, а точнее, от двух частей. С обеих сторон тело заканчивалось весьма выразительной задницей. Либерштейниха кинула под стол одну из обильно на нем же валявшихся костей. За ней же устремилась и животинка. Снизу раздались довольные похлипывания. За процессом поглощения Изя решил не наблюдать, а потому перенес свое внимание на спрятанную под распахнутым халатом женскую фигуру:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59