Она только холодно посмотрела поверх моей головы и сказала, что семья, как всегда, будет послушна воле Хастуров. И я понял, что все понимание которое было между нами еще пару месяцев назад, теперь исчезло.
Было легко проклясть всех женщин, но я не должен забывать, что женщины, любившие меня, находились под чудовищным гнетом - это относилось ко всем женщинам, которые имели несчастье любить .Хастуров, даже к самой Благословенной Кассильде, моей стократной прапрабабке, во всяком случае, так гласит легенда.
И ни малейших угрызений совести за это проклятое самосожаление.
Он вздохнул, попытался улыбнуться и сказал Данило, шедшему рядом:
- Теперь мы знаем, какое уродство плодилось на протяжении ряда лет.
- Не считая того, что мы получаем кусок хлеба с маслом отнюдь не за то, чтобы слушать,- пробормотал Данило.
Толпа раздалась, чтобы пропустить их. На пути к автомобилю Регис заметил в толпе любопытных чью-то поднятую руку. Брошенный камень? Он услышал яростные мысли:
- Наш господин, Хастур, пленник землян?
- Как он позволил им отрезать его от его народа, каким образом?
- Раб?
- Пленник?
- Хастур!
Все это бушевало в его мозгу. Полетел камень. Регис застонал и закрыл лицо руками. Летящий камень вспыхнул в воздухе и исчез в рое искр. Толпа испустила тихое - Ахх!
Прежде чем страх и удивление прошли, Регис и его охранники поднялись по ступеням к спецавтомобилю. Внутри машины Регис бросился на сидение и заметил, ни к кому не обращаясь: - Проклятье, я могу только сидеть и выть.
И он знал, что все это повториться на посадочном поле Арилина: охрана, ворчащая толпа, рев и, может быть, даже летящие камни.
Но он ничего не мог поделать с этим.
Далеко на востоке от Торгового Города землян поднимались горы Килгард, а по ту сторону их Гиад и Хеллерсон; за хребтами и ущельями, на склонах, густо поросших лесами, жили люди и нелюди. Человек мог месяцами бродить там, так никогда и не достигнув конца лесов и гор.
Однажды, серым дождливым утром на город обрушилась катастрофа. Группа людей, закутавшись в грязные, разорванные, обгоревшие меховые накидки, спускалась по склону горы к руинам деревни. Стены каменных домов все еще стояли мокрые от дождя и мутно-белые, почерневшие останки обгоревших домов окружали эти стены. К этому еще уцелевшему приюту и направлялись люди.
Позади них находились мили обгоревшего леса, из которого, несмотря на дождь смешанный с ледяной крошкой, все еще поднимались клубы дыма. Тяжело дыша и шатаясь от усталости, они вошли под крышу и один из них бросил на пол полуобгоревшую тушу оленя. Он мотнул головой, и одна из усталых женщин в кофте и накидке из поврежденного огнем и дымом меха, вышла вперед и подняла тушу. Мужчина устало сказал:
- Лучше свари, что осталось, пока мясо не испортилось, Этой зимой нам не придется есть слишком много мяса.
Женщина кивнула. Она слишком устала, чтобы разговаривать. У задней стены на меховых шкурах возилась дюжина ребятишек - пестрая куча подушек и старой одежды.
Некоторые с любопытством поднимали головы, когда взрослые люди приближались к ним, тщательно отгораживая их от холодного воздуха, но ни один из них не издал ни звука.
Все они последние две недели повидали слишком много.
Женщина спросила:
- Что-нибудь спасли?
- Полдюжины домов на краю Леса Старых Листьев. Мы вынуждены жить в доме, где уже живут четыре семьи, но мерзнуть нам не придется. В Лесу Надерлинг больше нет никаких укрытий.
Женщина судорожно сомкнула глаза и отвернулась.
Один из мужчин сказал: - Наш дед мертв, Марилла. Нет, он не погиб в огне. Он вместе со всеми хотел бороться с пожаром, хотя я умолял его не делать этого. Я сказал, что сделаю все и за себя, и за него. Потом его сердце отказало. Во время ужина он умер.
Одна из женщин, почти девочка, тихо заплакала. Она взяла одного из маленьких ребятишек и автоматически приложила его к груди. Ее слезы капали на его грязную головку.
Одна из пожилых женщин, седые волосы которой длинными прядями обрамляли ее лицо, подошла к ней и взяла ложку с подставки у костра. Казалось, что она не спала уже больше трех дней, и с тех пор у нее не было времени, чтобы помыться и причесать волосы. Так было на самом деле. Она наполнила деревянную миску грубой кашей из орехов и протянула ее мужчинам, которые молча сели и стали есть.
Не было слышно ничего, кроме всхлипывания молодой женщины и вздохов усталых мужчин. Один из ребят захныкал во сне, зовя мать. Снаружи барабанил град, беспрестанно шурша по оконным ставням.
Когда кто-то забарабанил в дверь и громко позвал, сидящим в комнате показалось, что раздался взрыв. Два малыша проснулись и заплакали от страха.
Один из мужчин, самый старший из всех с неопределенным выражением авторитетности на лице, подошел к двери и чуть приоткрыл ее. Он спросил: Во имя всех Богов, что за шум? Разве нам нельзя отдохнуть после непрерывного сражения с пожаром, нельзя подождать, пока мы покушаем?
- Вы сразу же оставите свой завтрак, когда узнаете, зачем мы здесь,ответил человек, стучавший в дверь. Его лицо было запачкано сажей, брови обгорели, а рука была перевязана. Он оглянулся через плечо.
- Приведите сюда бразуина.
Два человека позади него протолкнули вперед упирающегося человека в странной одежде. Он был покрыт ожогами, колотыми ранами, и на коже кровоточило множество порезов. Порезы эти были похожи на занозы. Старик окинул женщин и детей быстрым взглядом и толкнул дверь. Но пара мужчин, сидевших за столом, оставила миски и прошла вперед. Они молчали, сурово ожидая дальнейших объяснений.
Один из мужчин, державших чужака, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64