какое же это, должно быть, счастье — посидеть в собственном доме, заниматься штопкой, вязанием! Даже вышивание в ту минуту стало любезно ее сердцу.— Ромили, — запротестовал Руйвен, — так нельзя. Ты же ничего не ела.Она передернула плечами.— Наверное, вчера я немного простудилась. Может, продуло в седле… Аппетита нет…Брат взглянул на нее с таким видом, словно ей было столько же лет, как и Раэлю.— Ты не можешь знать, почему у тебя пропал аппетит после вчерашнего. Леди Маура проверила тебя?«Опять то же самое».Ромили резко ответила:— Я поем в седле. Пожую хлебушка…Она взяла ломоть хлеба из миски — он был намазан медом, потом откусила маленький кусочек, пожевала и тайком выплюнула.По команде отряд отправился в путь. Ранальд Риденоу скакал бок о бок с Ромили и время от времени бросал на нее равнодушные взгляды. Или изучающие?.. Потом вдруг его взгляд совершенно обессмыслился — по-видимому, юноша вышел с кем-то на связь, решила Ромили. Через некоторое время во взоре у него вновь затеплился живой огонек.— Мне приказано выяснить, как далеко от нас находятся главные силы армии. Каролин только что связался со мной и распорядился провести воздушную разведку. Ромили, ты в состоянии поднять птицу в воздух? Как ты себя чувствуешь?Девушка тут же ощутила, что к горлу подступила тошнота. Неужели каждый сеанс будет сопровождаться подобными осложнениями? Однако не спеши, прежде всего возьми себя в руки — клин клином вышибают; значит, надо работать и работать…Выпустив сторожевую птицу, следя за неспешными взмахами крыльев, соединяясь с ее сознанием и приступив к наблюдению за местностью — горизонт при этом раздался вширь, — Ромили не испытала никаких неприятных ощущений. Больше всего она опасалась потерять ориентацию и указать Ранальду неверное направление. Но нет, занявшись работой, она почувствовала себя значительно лучше: вот оно, солнце, красный диск, находится там, где ему положено быть, на северо-востоке, а вот и армия Каролина, вернее, главный корпус… Марширует в полудне пути от места, где находятся Ромили со спутниками. Зрение птицы превосходило человечье в сотню раз — острота его поразительна, но, собственно, ничего сложного в этом наблюдении не было. Те же ощущения она испытывала с Пречиозой… На мгновение она уловила мысли Ранальда, работу его ларана, с помощью которого он передавал информацию Каролину.Легок оказался и разрыв контакта со сторожевой птицей — только небольшая слабость и головокружение…— Здесь мы разобьем лагерь, — властно распорядилась Маура, — и подождем подхода армии. Нам всем необходим отдых. Нельзя работать на износ, тем более следует пощадить Ромили.«Не надо меня щадить! Я против всяких поблажек, после которых Руйвен, Орейн и даже сам Каролин могут заметить: „Ну-у, она женщина, у нее слабый организм“. Я уже доказала Орейну, что ни в чем не уступаю мужчинам. В этом тоже…»Лорд Ранальд зевнул, потом небрежно заметил:— Я тоже чувствую себя так, словно меня протащили через водопад. Все тело ломит от скачки… Привал так привал, я только рад. Птицам, кстати, тоже не мешает перевести дух… — С этими словами он отдал команду подыскать место для устройства лагеря. 6 Первым признаком приближения армии был неясный гул и подрагивание земли. Ромили ощутила их, лежа в палатке, которую она делила с домной Маурой, и если бы она не знала о выступлении войска, это ритмичное могучее трясение почвы вряд ли встревожило бы ее. Мало ли от чего земля колышется — подобное часто случалось в горах… Другое ощущение, пришедшее внезапно, цепкое, емкое, до глубины души взволновало ее. Такого с ней никогда не было. Случись подобное еще раз — и действительно, впору немедленно подаваться в Башню. Бежать сломя голову, криком кричать, топать ногами: «Ой, ребята, что же со мной творится? Спасите меня от этого обезумевшего ларана!.. Или по крайней мере научите им пользоваться». Мало того что после первого опыта работы с птицами ее унесло в чудовищную бездонную даль, где с ней кто-то заговорил на родном языке, но непонятными словами: «древний земной язык», «по-арабски», — так теперь, когда она сквозь полудрему прислушивалась к тяжкой поступи пехоты, на нее вдруг обрушилось… Нет, скорее в ее мысли вползло чужое — чуждое! — сознание. Узнаваемое, любимое — но чуждое!.. И без спросу!..Солнечный!.. Это был он, выезженный ею жеребец. Правда, после секундного замешательства Ромили осознала, что, собственно, не жеребец вторгся в ее мысли, а она сама каким-то образом завладела его сознанием. Пусть это даже доставило радость скакуну, но так внезапно ощутить на своей спине тяжесть короля (а он субтильностью и тщедушием не отличался — Каролин был мужчина видный, вальяжный и стати ему доставало), мало того, ясно различить сопровождающего его Орейна, по бокам гвардейцев из личной охраны, услышать шелест знамен, ощутить запах лошадиного пота, окинуть взором полки, марширующие на восток, — это было слишком.Дружба дружбой, любовь к животным любовью, но пронзительность и ясность картины ошеломили Ромили. И перепугали до задержки дыхания… А Солнечный был несказанно рад, что вновь обрел родственную душу, ему не надо было слов, чтобы поделиться с подругой радостью от наездника, от того уважительного отношения, с каким ее двуногие родичи ухаживают за ним… Ромили чуть оттаяла, только было собралась мысленно приласкать коня, огладить его, как следом навалилось еще более острое прозрение.Она явственно ощутила, с какой любовью относился король к Орейну. Это чувство было взаимным, в нем не было ничего сексуального — всего-навсего редчайшее чудо человеческой жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173