Вес каждого такого самодельного снаряда приближался к полупуду. Во время упражнений они извлекали из Костиных суставов мелодичные звуки, похожие на похрустывание свежего ледка. Задыхаясь и потея, он таскал железо по часу ежедневно и очень скоро возненавидел это тоскливое самоистязание. Возможно, именно поэтому ему сопутствовал успех, каждый раз бесстрастно подтверждаемый клеенчатым портновским сантиметром, – бицепсы, трицепсы и прочие мышцы неуклонно увеличивались в объеме. В июле он впервые подтянулся десять раз подряд, а в августе на вытянутых в сторону руках пронес от водозаборной колонки до дома два полнехоньких ведра воды.

ГЛАВА 6. БИТВА В ПУТИ

Первого сентября, замирая от нехорошего предчувствия, но изо всех сил крепясь, Костя уселся за самую престижную в классе последнюю парту, на которую не имел даже чисто теоретических прав. Общее недоумение перешло в плохо скрываемое злорадство, когда непосредственно перед звонком появился бесспорный хозяин этой парты – плотный и белобрысый второгодник Сенька Махорка. Без всяких церемоний он ухватил Костю за шкирку и, скалясь прокуренной пастью, поволок на лобное место – к доске.
Костя дергался и брыкался, как изловленный волком заяц, впрочем, примерно с тем же успехом. Гантели и перекладина не в состоянии были одарить его даже частью той силы, которой обладал юный богатырь Махорка, с семи лет таскавший навоз, с десяти коловший дрова, а в четырнадцать уже попадавший за драки в милицию. Широкое рябое лицо сытого, незлобивого хищника (пахло от Саньки тоже, как от зверя – кисло и остро) внезапно оказалось совсем рядом, и тогда Костя, действуя скорее по наитию, чем по велению рассудка, резко откинул назад голову и лбом трахнул в эту ненавистную морду, трахнул тем самым местом, из которого у парнокопытных растут рога.
Хотя нокаут и не состоялся, Костина победа была очевидна. Пропустив столь сокрушительный удар, бой не смог бы продолжать даже олимпийский чемпион Попенченко. Кровь текла у Махорки не только из пасти, но также из шнобеля, а урон, причиненный верхним резцам, мог быть устранен только с помощью стоматолога-ортопеда.
Звонок, раздавшийся сразу после этого происшествия, как бы подтвердил исход поединка. Дрожа от всего пережитого, Костя как в тумане добрался до отвоеванной парты. Его новый сосед, приятель Махорки и тоже драчун не из последних, опасливо отодвинулся подальше. На опустевшем ристалище осталась лужица крови, в центре которой, словно жемчуг на сафьяновой подушечке, поблескивал выбитый зуб.
Первый урок, как назло, проводила их классная руководительница. В борьбе с молодым поколением она настолько поднаторела, что ныне могла бы служить даже старшиной в дисбате. Ей не составило особого труда вычислить жертву – Махорка, пристроившийся где-то в передних рядах, среди девчонок, громко отхаркивал в мусорницу кровавые сгустки.
«Кто это сделал?» – холодно осведомилась она, не надеясь, впрочем, на немедленный, а тем более правдивый ответ. Ябеду ожидала участь куда более печальная, чем пресловутую белую ворону.
"Я", – ответил Костя, глядя в сторону.
Классная уже собралась было обрушить на смутьяна обычный набор воспитательных мер – удаление из класса, «неуд» по поведению, карикатуру в стенгазете, письма по месту работы родителей, – но, наглядно сравнив незавидное Костино телосложение с богатырской комплекцией Махорки, сказала только: «Садись. Дежурные, уберите помещение».
Спустя несколько дней, при выборах старосты, она сама выдвинула Костину кандидатуру. Класс по традиции единодушно поддержал ее. На Махорку, демонстративно засунувшего руки под парту, никто не обратил внимания.
Костя не испытывал к поверженному врагу ненависти по той же причине, по которой Петр Великий не испытывал ее к плененным шведским генералам. Если бы такой случай не подвернулся, его следовало бы придумать. Поэтому и дальнейшая жизнь Семена Махорки (по паспорту – Махрякова) сложилась не весьма удачно.
В девятом классе он был исключен из школы за то, что, откачивая вместе с другими ребятами воду из затопленного небывалым ливнем стрелкового тира, по злому (хотя и недоказанному) умыслу вылил полное ведро грязи на лысину завхоза, находившегося в непосредственном родстве с заведующим районо. Вследствие столь серьезного пробела в образовании Сенька попал не в строевую часть, а в стройбат где-то на Крайнем Севере. Пьяный, он заснул однажды в пятидесятиградусный мороз прямое на снегу. Нашли его еще живого и в окружном госпитале резали по частям: сначала отняли все пальцы, потом кисти и ступни, а уж напоследок откромсали верхние конечности до плеч, а нижние до паха.
Самое примитивное земноводное не выдержало бы подобных издевательств, а вот гомо сапиенс Махряков, у которого, по словам операционных сестер, даже содержимое мочевого пузыря превратилось в лед, – выдержал.
Узнав все эти жуткие подробности. Костя несколько дней пребывал в мрачном состоянии духа. Ведь что ни говори, а он первым начал разрушать это могучее тело, сначала физическим воздействием, а затем скрытой симпатией. Машинально водя пером по листу бумаги, он верлибром выразил свод невеселые мысли:

Интересно, что может сниться человеку,
Полярной ночью уснувшему на снегу?
А в следующую ночь,
После того,
Как он превратился в безобразный обрубок?

После той достопамятной стычки Костя продолжал упорно заниматься атлетизмом, хотя слухи о его силе и неустрашимости, быстро распространившиеся по школе, дали куда более убедительный эффект. Никто больше не смел его задирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19