Все его внимание было сосредоточено на странных, удивительных следах. Он чувствовал превосходство противника, и это вселяло в него тревогу. Следы шли по прямой еще метров двести. И обрывались...
Крум и Бурамара замерли на краю пропасти, которая неожиданно разверзлась у них под ногами. Всегда безучастный, на этот раз Бурамара сжался, словно в любой момент ожидая удара, и стоял с широко раскрытыми глазами и беспомощно повисшими руками. Взгляд его тревожно шарил по острым скалам, которые торчали под ними на стометровой глубине.
— Говори! — прохрипел, задыхаясь от ужаса, Крум. — Что ты видишь?
Бурамара вздрогнул, словно от удара.
— Следы мисс Марии обрываются здесь. Наверх ведут следы только чернокожих.
— Что ты хочешь сказать? Что они столкнули ее в пропасть?
Следопыт молчал. И только лихорадочным взглядом ощупывал дно каньона в поисках тела девушки. Но там ничего не было. Голова его гудела. Ему казалось, что он сойдет с ума от этой неразрешимой для него загадки.
Внезапно Крум встрепенулся. Ему ясно послышались звуки «Милой Родины». Он повернул голову в направлении свиста. Сигнал повторился еще раз, потом еще.
Забыв о всякой предосторожности, в следующую секунду он уже бежал наверх, к густым зарослям кустарника под отвесной скалой, откуда, как ему показалось, долетел сигнал.
Мелодия смолкла. Крум в недоумении остановился. Из кустов раздался смех кукабурры, потом свист скворца, писк опоссума — самые обычные звуки в этих местах.
Успевший настигнуть его Бурамара, который не выпускал из виду следов, схватил его за руку. Заросли кустарника — самое удобное место для засады. Затем они вместе осторожно двинулись вперед, сжимая в руках ружья и стараясь как можно бесшумнее пробираться сквозь густые заросли.
Их глазам открылась небольшая поросшая травой площадка, белая, словно дно пересохшего соляного озера. Листья шелестели на черных ветках, будто вырезанные из пергамента. Побелевшие бессмертники поднимались из-под белых кустов. В конце полянки, нависая над всем остальным, росло старое бутылковидное дерево. Крум знал, что утолщение на стволе этого дерева служит резервуаром для воды. Многие путешественники спасались от жажды благодаря этому дереву, которое было все равно что бочка с водой.
Бурамара отковырнул от коры кусочек смолы и машинально сунул его в рот. Это сладкое, похожее на резину, вещество было любимым лакомством туземцев, а при необходимости утоляло и голод.
Посредине белой поляны, на куче сухой листвы, как бы танцуя, переступал с ноги на ногу самец-лирохвост. Белая гибель еще не прогнала его из этих мест. Среди мертвой травы ему все еще удавалось найти иногда зернышко, иногда кокон или личинку. И так утоляя свой голод, птица оставалась в родных местах, верная инстинкту, как артист, готовый умереть на сцене. Поглощенный своим танцем, лирохвост не заметил приближения незваных зрителей и продолжал распускать свой роскошный серебристый хвост, обрамленный двумя изогнутыми в форме лиры темными перьями. Лирохвост высоко задрал голову, и из горла у него выплеснулся настоящий водопад звуков — все, что он слышал в своем маленьком царстве: птичье чириканье и обычные шумы леса чудесным образом слились в неожиданно гармоничное пение. Вот песня австралийской сороки в сопровождении ударов топора по твердому дереву. А вот раздались звуки гитары Пастора, с помощью которой тот каждый вечер старался заглушить свою тоску. Потом — звон лопаты о камень, пыхтенье верблюда и вдруг — «Милая Родина», повторенная раз, потом еще, со всеми оттенками свиста Марии.
Злость и разочарование переполнили душу Крума. Значит, это не его сестра, а какая-то птица, глупая птица, пусть даже и виртуозный имитатор любых звуков, живой магнитофон, как ее называют. Он поднял пистолет, собираясь пристрелить ее за злую шутку, которую она с ним сыграла.
Бурамара остановил его.
— Не надо! Она сказала нечто очень, очень важное!
— Что же? — с надежной спросил Крум.
Лирохвост продолжал петь. Он взглянул в их сторону блестящими глазами, но не заметил их, целиком поглощенный своим «концертом», как настоящий артист. Прокричав попугаем, он затем засвистел дроздом и опять подхватил «Милую Родину», повторяя ее снова и снова.
— Когда птица поет, она не покидает своей поляны. Здесь она слышала сигнал мисс Марии. Причем недавно. Поэтому она так настойчиво свистит мелодию, поэтому так часто ее повторяет.
После непродолжительного молчания он добавил:
— Нет сомнения, что мисс Мария проходила здесь!
И он вновь впился взглядом в землю, где, несмотря на все свои старания, Крум не мог заметить ничего особенного.
— Этот шел последним, — сказал Бурамара, указывая на едва различимую впадинку, оставленную в пыли босой ногой. — Человек шел очень внимательно, но вот здесь ошибся. Наступил на другие следы.
Он снова вернулся к поляне. И опять двинулся по следам.
— Но он не шел, как обыкновенно все ходят. Что же он делал? Стоял больше на пальцах. Потому что приседал на корточки. Зачем?
Вдруг он хлопнул себя по лбу рукой.
— Ну и глупец же ты, Бурамара! Как же ты раньше не догадался? Ведь он нарисовал следы! Крум недоуменно посмотрел на него.
— Вот! — следопыт указал на отпечаток босой ноги. — Снизу след мисс Марии, а на нем выдавлен пальцами след босой ноги туземца. Только здесь рисовальщик забыл загладить дно ямки. И сохранился отпечаток ее каблука.
Понятно, что и на этот раз Крум ничего не заметил. Но, как всегда, целиком и полностью доверился следопыту. Он покорно двинулся вслед за ним, нетерпеливый, подавленный хитростью и находчивостью своих врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71