Лукасса посмотрела мне в глаза и кивнула. Ее рука сильнее стиснула мои пальцы. – Я просто не мог, Лукасса, – повторил я.
Она снова кивнула. Я посмотрел на лиса. Раскосые глаза крепко зажмурены, пушистый хвост прикрывает мордочку, шерстинки с черными кончиками шевелятся от дыхания. Лукасса погладила его свободной рукой, и он, не просыпаясь, выгнулся от удовольствия.
– Ты знаешь, это ведь он был человеком в красной куртке, – сказал я. – Я встретился с ним по пути сюда, когда догонял тебя и Лал.
– Он может быть и чем-то другим, – прошептала Лукасса. – Чем-то совсем другим, ни на что не похожим.
Я еле расслышал ее. Больше она ничего не сказала. Мы немного посидели молча, просто держась за руки и глядя друг на друга и по сторонам. Все вопросы, которые мне хотелось ей задать, сидели на кровати рядом с нами – казалось, тюфяк прогибается под их весом. Наконец Лукасса сказала:
– Мне хочется рассказать тебе про то место, про то, каково там находиться. Мне хочется рассказать кому-нибудь.
– Я не имею права… – начал я, но она перебила:
– Мне хочется тебе рассказать, но я не могу. Та девушка, которая могла бы рассказать тебе, как все было, умерла.
Я уставился на нее, ничего не понимая. Лукасса сказала:
– Она так и не вернулась – она умерла по ту сторону черных ворот, и это так же верно, как то, что девушка, которую ты знал, утонула в реке. И вот я здесь и говорю с тобой, а кто я такая? Тикат, можешь ли ты мне сказать, живая я или мертвая? А если я живая, кто я?
Она попыталась отнять у меня свою руку, но я держал крепко, несмотря на то что ее изумрудное кольцо впилось мне в палец. Лис проснулся и картинно зевнул, потянулся передними лапами и посмотрел на нас.
– Ты такая же живая, как и я, – сказал я. – Ты – это ты. Если ты не та Лукасса, которую я искал здесь, быть может, той Лукассы никогда и не было. Сам я никогда не стану тем Тикатом, каким был прежде, и меня это вполне устраивает – лишь бы мы с тобой помнили друг друга.
Тут я разжал ладонь, и она отвела руку, но потом протянула ее обратно, так, что кончики наших пальцев соприкоснулись. Я спросил:
– Лукасса, а что мы будем делать теперь? Я думал, мы сможем вернуться домой, к прежним Тикату и Лукассе, но это не получится.
– Не получится… – отозвалась она очень тихо. – Лал возьмет меня с собой, если я попрошу, но только если я попрошу. А Соукьян…
Она развела руками, и я увидел шрамы, которые нащупал прежде: два длинных расплывчатых пятна на бледной ладони, и темный след, как от удара хлыстом, на тыльной стороне, чуть пониже кольца.
– Соукьян возьмет меня, если попросит Лал. Вот так.
Эта ее улыбка была мне незнакома.
Я взял ее руку и поцеловал ладонь со шрамами. Она на миг сжала руку в кулак, потом снова распрямила. Я сказал:
– Я взял бы тебя куда угодно, но я не знаю, куда ехать.
Мы немного помолчали, а потом я добавил:
– Ну, на худой конец, можно и остаться. Будем работать в трактире и стареть вместе с Каршем.
Я сказал это в шутку, но ее лицо затуманилось, и я понял, что она приняла мои слова всерьез. Я собрался было объяснить, что пошутил, когда за спиной у нас вежливо кашлянул тафья.
– Есть одно предложение… – сказал он.
Давно ли он проснулся и слушал нас? А кто его знает. С ним никогда не угадаешь. Мы оба обернулись к нему. Его зеленые глаза сверкали так же насмешливо, как желтые глаза лиса. Он был чрезвычайно доволен собой, совсем как лис.
– Похоже, с моей ламисетией можно и подождать малость, – сказал он. – Я возьму вас с собой.
Когда он посмотрел на Лукассу, его глаза переменились. Он сказал ей:
– Я сам миновал врата смерти, но то, во что я превратился, было хуже смерти. И я остался бы таким навечно, если бы не ты. Так что я твой вечный должник. К тому же…
Лукасса яростно замотала головой. Она сказала:
– То, что я сделала, я сделала не по своей воле, не понимая, что и к чему все это. Так что ты мне ничем не обязан.
Голос у нее был усталый и бесцветный.
– Не перебивай! – сурово сказал старик. – Однажды я на десять минут обратил Соукьяна в камень за то, что он перебил меня на один раз больше, чем следовало.
Но он улыбался Лукассе почти с восхищением.
– К тому же, – продолжал он, – моя извечная потребность кого-то учить, похоже, пережила черные врата вместе со мной. Так что, если у тебя хватит ума поехать со мной, возможно, мне удастся…
– Я не хочу быть волшебницей, – перебила Лукасса. – Это не для меня. Ни за что и никогда.
Она снова вцепилась в мою руку.
Старик тяжко вздохнул.
– Вот Лал – она волшебница? Соукьян – волшебник? Молчи и слушай. Если ты поедешь ко мне домой, возможно, со временем мне удастся припомнить способ позволить этой Лукассе и той Лукассе – той, что осталась лежать на дне реки, – иногда встречаться, беседовать друг с другом, быть может, даже немного пожить вместе. Ну, а может быть, и нет – я ничего не обещаю. Но крыша у меня не течет, еда обычно довольно приличная, и вообще дом очень уютный.
Тут он улыбнулся – веселой, ехидной, беззубой улыбкой. Мне вспомнились слова Красной Куртки, слова лиса: «Кости налиты тьмой, а кровь – густая и холодная от древней мудрости и тайн».
– Немного беспокойно время от времени, но вообще очень уютно, – добавил он.
– Тикат тоже должен ехать с нами, – твердо сказала Лукасса. – Без Тиката не поеду.
Тафья посмотрел на меня и чуть заметно приподнял свои брови, похожие на мохнатых гусениц. Я сказал:
– Ну, работать я умею, ты же знаешь. Ну, и пока буду жить у тебя, постараюсь научиться всему, чему смогу.
Мне было неловко разговаривать с ним таким тоном, и я вертел кольцо на пальце Лукассы, не замечая, что делаю.
Тафья долго молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111