Мы стараемся быть предельно лаконичны, мы обдумываем каждое слово, мы демонстрируем чудеса предусмотрительности, но вновь и вновь наши губы нарушают запрет. Мрачные и унылые, сидим мы в своих комнатах, выходя лишь для того, чтобы в очередной раз провалить экзамен.Моя единственная радость – Восьмая. Так я теперь даже мысленно стараюсь называть Мари, после того как произнес ее настоящее имя, отвечая на вопрос профессора. Мы просто друзья. Памятный разговор в кафетерии сделал наше общение ровным и спокойным. Я не пытаюсь говорить о своих чувствах. Восьмая молчит о своих, какими бы они ни были. Но даже короткий разговор с ней, ее улыбка, голос – эти незначительные вещи заставляют меня забыть о гнетущей обстановке. И мне кажется, что Мари тоже становится веселее, поговорив со мной. Но может быть, это только мое воображение.
Спустя неделю после злополучной «старушки» я вхожу в класс. Только что из него, криво улыбаясь, вышел Четвертый со своим (и моим) обычным результатом. Сажусь, устало смотрю в лицо Катру.– Приступим? – спрашивает он.– Ну, раз вы настаиваете, – отвечаю я.Мы оба невесело усмехаемся. Все-таки, он неплохой человек, этот профессор. Только как можно быть таким въедливым?– Сколько вам лет?– Что такое «лет»?– Где вы хотите быть похоронены?– Что такое «похоронены»?Ну и вопросы. Совсем уже не уважает меня Катру. Но через десять минут мне не до умозаключений. Разминка закончилась.– Почему у вас на руке пять пальцев?– Таким сотворил первого человека Господь.К чему он ведет? Надо быть начеку.– А что еще сотворил Господь?– Весь мир.– Кто живет в мире?– Люди.– Все сотворенные по подобию первого человека?– Нет, по подобию Господа.– Каким он сотворил первого человека?Ага, понятно. Слово «бессмертным» вы от меня не услышите.– Двуруким и двуногим.– А какой срок назначил он для человеческой жизни?Фу, как грубо.– Не понимаю вопрос. Что значит «срок для жизни»?– Объясняю. Сколько времени человек живет на свете?Вот оно. То, к чему он вел. Сейчас я промахнусь. Скажу слишком много или слишком мало. Но обдумывать вопросы запрещено, это – тоже провал. Ладно, бьем наугад.– Пока существует мир.Нет, так говорить нельзя… Хоть и смутный, но все же намек на конечность жизни. Провал! Однако я слышу следующий вопрос. Значит, в этот раз пронесло.Экзамен идет как обычно. Вопрос – ответ, вопрос – ответ, вопрос – вопрос. Я напряженно ожидаю ловушки. Внезапного удара, который сметет мою тонкую линию обороны и с позором отправит меня из класса. Но его все нет и нет. Вот одна попытка… Отбиваем. Вот еще одна. Изящная, почти незаметная. Давим в зародыше. Профессор хмурится. Ну давай, бей. Но он вдруг улыбается и произносит:– Поздравляю.Я думаю, что мне почудилось.– Что вы сказали?– Я поздравил вас с успешной сдачей.Мне кажется, что это происходит во сне. Я сдал экзамен?! Катру продолжает смотреть на меня с улыбкой..– У меня нет заблуждений по поводу вашей подготовленности. Я прекрасно знаю, что вы продолжаете помнить о смерти. Но вы научились достаточно хорошо скрывать это. Большего от вас и не требуется.Я молчу – мне нечего сказать в ответ. Слишком давно перестал я верить в возможность этого момента. Неужели это бесконечное издевательство над собой позади? У меня, наверное, сейчас очень глупый вид.– Спасибо, – говорю я через силу.– Не за что, – отвечает Катру. – Действительно, не за что.– Что дальше? – интересуюсь я, обретя наконец способность нормально говорить.– А разве вы не знаете? Второй контракт, пластическая операция, короткий послеоперационный период, а затем три года в вашем мире, о котором вам теперь так много известно.Я перевариваю эту информацию и задаю свой главный ный вопрос:– Когда мне расскажут о том, что все это значит? Профессор смотрит на меня с пониманием.– Завтра. В девять утра вам надлежит быть в комнате номер 40. Упакуйте сегодня все свои вещи и оставьте их с утра в комнате. Их перевезут вслед за вами.Я киваю. Затем вспоминаю еще одну важную деталь.– Можно задать вопрос личного характера?– Разумеется. Хотя, судя по вступлению, ответа вы, скорее всего, не получите.Наклоняясь вперед и понижая голос, я спрашиваю:– Вы мне можете сказать, каковы шансы моих друзей пройти экзамен? Если хотите, я пообещаю ничего им не говорить.Он задумчиво вертит в руках карандаш.– Я ничего не могу вам сказать. Если скажу, что шансы невелики, они еще, чего доброго, перестанут заниматься. Если сообщу, что они близки к успеху, результат, скорее всего, будет таким же. А в то, что вы сможете смолчать, я, простите, не верю. Лучше уж промолчу я.Я вздыхаю. Что ж, на ответ особо рассчитывать и не приходилось.– Еще вопросы? – спрашивает Катру.Я отрицательно качаю головой. Профессор протягивает руку.– Желаю успехов и удачи, – потом загадочно добавляет: – Не подведите нас.Размышляя над его последними словами, я выхожу из класса.
И опять вечер расставания. Только на этот раз провожают меня. Мари и Поль, провалившие сегодняшний экзамен, пытаются казаться веселыми. Я вспоминаю фразу из какой-то книги: «В разлуке три четверти горя берет себе остающийся, уходящий же уносит всего одну четверть». Может быть, обычно это и так. Но сейчас мне кажется, что я забираю с собой все полновесные четыре четверти. Мы стали так близки за эти месяцы.– Передавай привет Эмилю, – говорит Поль. Я грустно улыбаюсь.– Сначала мне надо будет его узнать. И сколько раз он тебе повторял, что он не Эмиль, а Десятый?Поль мрачнеет. В этой шутке доля правды занимает все сто процентов. Разговор не клеится, мы слишком расстроены неизвестностью, ожидающей всех нас. Наконец наступает момент, когда весь сок выпит, вся еда съедена и все слова сказаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93