Приказав капитанам лайнеров брать гражданских и раненых, Шютце и Форстер заведомо подставили их под удар. Уж кому, как не моряку Шютце, было известно, что раненых и беженцев положено перевозить на специальных госпитальных судах, окрашенных в белый цвет, с хорошо заметными издали изображениями красных крестов на бортах и трубах. О выходе в море таких судов следует заблаговременно оповещать международный Красный Крест, чтобы тот предупредил противника, куда и каким курсом они пойдут. Однако "Ганза" и "Вильгельм Густлов" ходили под военно-морским флагом, имели оборонительное вооружение. Все это давало право атаковать их без предупреждения. Шютце постарался все предусмотреть. Например, он намеревался выпустить оба судна в полдень 30 января, чтобы они ночью миновали район Хелы острова Борнхольм, где уже были замечены советские подводные лодки. Наруку беглецам была и штормовая погода со снежными шквалами, ухудшавшими видимость. Наконец Шютце весьма полагался на сильный эскорт. Итак, операция "Ганнибал" была спланирована с истинно немецкой пунктуальностью. Она-то и помешала выполнить задуманное... Неукоснительно выполняя требование абсолютно засекретить "Ганнибал", подчиненные Шютце сочли излишним сообщить время выхода лайнеров в море охране водного района, где формировали эскорт для транспортов. А Типе не смог сразу выделить крейсера и эсминцы, занятые стрельбой по берегу. В результате лайнеры прикрывали только миноносец "Леве" и катер ТФ-19. В полдень 30 января конвой медленно направился к выходу из гавани. Внезапно, около 16 ч., "Ганза" вышла из строя, описала круг и остановилась - вышло из строя рулевое управление. После непредвиденной задержки корабли вновь отправились в путь. Но, как только они обогнули Хельский мыс, командир ТФ-19 попросил начальника конвоя уменьшить ход, так как его корабль с трудом справлялся со встречной волной и сильным ветром. Однако Шютце приказывал идти на максимальной скорости. Сигнальщики внимательно всматривались в пространство по курсу и справа по борту - оттуда, со стороны открытого моря, мог появиться противник. Стемнело, пассажиры спустились в нижние помещения - там было темно и душно, зато удалось укрыться от пронизывающего ветра и мокрого снега. ...Около 20 ч. гидроакустик С-13 И. Шнапцев сообщил в центральный пост, что по правому борту прослушиваются шумы винтов большого корабля, похоже, крейсера. Маринеско всплыл в позиционное положение, когда над водой возвышается только рубка. В нее поднялись командир, штурман и сигнальщики. В 21.00 сигнальщик А. Виноградов, славившийся острым зрением, заметил темный силуэт небольшого судна, за которым просматривалось другое, покрупнее. "Когда снег рассеялся, я увидел океанский лайнер,- рассказывал после войны Маринеско,- Он был огромен. Даже немногие огни, ограниченные светомаскировкой, легко выдавали его на фоне ночного моря. Мысленно я тогда определил - 20 тыс. т. На нем, несомненно, уходят в Германию те, под кем горит земля. Надо топить. Но как? Атаковать в надводном положении - это повышало вероятность попадания торпед в цель. Но атаковать надо со стороны берега, откуда враг меньше всего ждет нападения". Так и стали действовать. Пропустив немцев, С-13 сзади пересекла их курс, легла на параллельный и начала погоню. Росла скорость - 12 узлов, 16, 17... Это было опаснов любой момент от удара волны верхняя палуба могла сыграть роль гигантского горизонтального руля, и лодка ушла бы под воду с открытым рубочным люком. Зато в позиционном положении С-1Э менее заметна. Механики донесли, что дизели работают на пределе, но Маринеско велел форсировать их, и С-13, развив рекордные для нее 19,5 узла, нагнала лайнер, поравнялась с ним и обогнала. Лодка Маринеско развернулась вправо и в 23.08, когда скошенный форштевень судна стал наползать на визир прицела, выпустила из носовых аппаратов четыре торпеды. Правда, одна почему-то не вышла полностью, и ее пришлось втягивать обратно, зато через 15 секунд в районе фокмачты теплохода взорвалась первая, за ней, в центре судна,- вторая и под грот-мачтой - третья! Маринеско закрыл рубочный люк и приказал погружаться и отходить в сторону открытого моря. Как вспоминал потом помощник капитана "Густлова" Г. Шен, первое попадание многие на лайнере восприняли как безобидный толчок. Зато вторая торпеда разорвала борт напротив силовой установки, машины встали, погас свет. Спешно включили аварийное освещение, но на теплоходе уже вспыхнула паника, а тут еще появился крен на левый борт. Люди бросились к трапам, чтобы выбраться на шлюпочную палубу, давили, топтали друг друга. Пройдя по инерции некоторое расстояние, "Густлов" остановился. Наверху шел форменный бой за шлюпки, солдаты и подводники пустили в ход оружие, беженцы метались, кто-то бросался за борт, туда же беспорядочно сбрасывали надувные плоты и спасательные пояса, однако волны и ветер относили их от судна. Не лучшим образом вела себя команда - никто не думал задраивать двери в переборках и между палубами... ...Сигнальщики "Леве" не заметили взрывов торпед и о случившемся на миноносце узнали лишь после того, как приняли радиосообщение с "Густлова". Кстати, сигналы "SOS" и координаты тонущего лайнера его радисты почемуто передавали не на той волне, которую постоянно прослушивали в штабе охраны водного района, и помощь безнадежно запоздала. А "Леве" первым делом бросился искать советскую субмарину и, не найдя ее, поспешил к "Густлову". Следом подошли тяжелый крейсер "Адмирал Хиппер", эсминец Ц-36, тральщик М341, учебное судно Т-2, сторожевик Ф1703 и транспорт "Геттинген". Хотели приступить к спасению пассажиров, но с эсминца заметили следы двух торпед (как оказалось, мифических), крейсер удалился из опасного района, а остальные основательно перепахали море 240 глубинными бомбами.
1 2 3 4