"Всего пути по подземелью... пройдено до 80 сажен. Назад тому 12 лет любопытные проходили эту галерею дальше и слышали над своей головой гром от экипажей, разъезжающих по мостовой..." Заинтересовало меня лишь подробное описание выхода, свода и подклети с двумя косыми амбразурами. Весь остальной материал книжечки был посвящен наземной экспедиции на Запсковье... Неожиданно я прочел: "Там... находился прежде тайник, которого теперь больше не видно". Речь шла о Гремячей башне. "Гремячая башня стоит на правом берегу р. Псковы, она построена из плиты лучшего качества, чем сами стены, пятиярусная, со склепом и тринадцатью амбразурами. В прежнее время каждый ярус ее, как и прочих псковских башен, отделялся деревянным помостом, на котором становились пушки, направленные в амбразуры..." Кроме тоненькой книжечки, никакого материала про подземные ходы не было...
Мне оставалось додумать концовку к воспоминанию о походе двух древних мальчиков, но воображение вдруг иссякло... Все было ясно: Густав-Адольф отступил, а юные герои вернулись в Порхов.
Пора и мне было возвращаться на родину...
Автобус быстро довез меня до нужного места. Я снова увидел холмы, лес, озера, и сердце замерло, словно вернулся после вековой разлуки. Поднимаясь в гору, увидел, что навстречу бежит Проса.
- Вспомнила, вспомнила, - издали закричала хозяйка.
Я растерялся, не понимая старую Просу.
- Вспомнила... Кто... про подземный ход... рассказывал... - Хозяйка задыхалась после быстрого бега. Выдохнула радостно: - Костя Цвигузовский... Он в плену был... через подземный ход бежал.
Я не удивился: про всевозможные подкопы читал сотни раз.
Коетю я нашел на берегу Черного озера, где он вырезал ивовые прутья для сенной корзины. Я уже знал, что Константин - один из лучших кролиководов в районе... Корзин Косте всегда не хватало, хотя Костя искусно их плел.
Проса говаривала:
- Костя плетун мировой, что хочешь сплетет: зыбку, кошель, корзину, сарафан и тот может сплести... - И добавляла : - А языком он еще лучше плетет. Кружева вывязывает.
Костя был не один. Рядом с ним вертелся маленький белобрысый мальчуган, имени которого я не знал.
Костя выбирал вязкие хлысты, срезал острым ножом, складывал в пук. Работая, он рассказывал про партизанскую войну:
- Под Дубковскими горами было. Лежу за пулеметом, стреляю. Вдруг рядом девушка с карабином залегла. Из нашего полка, а ни разу ее не видывал... Красивая. Так и смотрел бы, да воевать надо. II вдруг вижу: лицом в мох, карабин выронила. Целили, видно, по мне, по пулемету, а попали в нее... Сердце закипело... А тут они в атаку пошли - рослые, шинели зеленые, будто лес двинулся,,. Остановил. Вся поляна от их шинелей зеленой стала...
- Еще расскажите, - голосом маленького попросил мальчуган.
- После боя, раненного, домой меня отпустили. В плечо ранили, плечо и распухло, будто пчелы жиганули... Остался без пулемета с одной РГ-42... Граната такая, с банку сгущенного молока. Ночевал дома, дневал в лесу. Время было как раз ягодное. Рожь будет - голубица спеет... Набрал ягод корзину, матери решил отнести. Подхожу к дому - немцы. Идут цепью, оружие на изготовку. Меня увидели. Хеа, хеа, кричат, никуда не денешься, сто стволов навели, иду потихоньку навстречу. А солдаты спешат, двое с карабинами вышли из цепи и ко мне... Они меня и заслонили. Подходят, шагов пять осталось...
Костя положил каземь тяжелый пук, сложил старенький нож.
- Когда идешь с оружием, влево стрелять удобнее, вправо - хуже, разворачиваться надо. Тут я и станцевал, да еще и корзину бросил... В упор выпалили, а промахнулись... Недолго затвор передернуть, три-четыре секунды... За четыре секунды сорок метров пробежать можно. Рядом хлев глинобитный стоял, я - к хлеву, за него под горку, и в клевера... Бьют из автоматов по клеверу, как косой косят, еще раз ранило, а уполз, не поймали...
Костя весело тряхнул головой, взвесил на плечо тяжеленный пук.
- Постой, - я тронул Костю за рукав. - Проса говорила, что ты про подземный ход знаешь...
- Знаю. Только рассказ этот долгий... Придется идти со мной, расскажу дома...
Деревня, где жил Костя, лежала в разрыве леса. Рядом с домами стояли хмурые елки, еловая грива перерезала деревню надвое. Возле этой гривы и стоял покосившийся Костин домик. Шумела в огороде столетняя ель, прыгала по мохнатым ветвям белка, грелся на солнцепеке муругий пес... Костя усадил нас с Саней за тесовый стол, врытый под окнами дома, принес полное решето спелой лесной малины...
Костя начал рассказ, и лицо его стало хмурым.
- В плен меня взяли полуживого... Повезли в Славковичи, потом в Порхов - в страшный порховский лагерь. Тысячи людей в нем фашист замучил. Теперь там поле, памятник стоит, а тогда - бараки, бараки, одни бараки... Кормили плохо, какая-то баланда, бурда-мурда. Встретил одного нашего, раньше толстенный был, буктерь, вижу, тоненький стал, тоньше тогнины... Утром, чуть заря, - на работу. Гонят конвойные, а мы еле бредем, шатаемся, что тростник на ветру... Работа тяжелая: на дороге, в каменном карьере, в лесу... Бурелом прошел, весь обрелок свалило. Распиливали эти лесины на шпалы... Коневая в общем работа. Парень-то я был кремяный, камни катал, а после болезни да на лагерных харчах совсем кащеем стал, еле ворочаюсь... Одна радость - живой. В плен-то попал без оружия, по подозрению, не то расстреляли бы на месте...
Костя заметил, что мы с мальчиком не взяли ни Ягодины.
- Вы что? Ягоды-то только из бора... Свежие, духмяные... Угощайтесь!
Взяв горсть малины, Костя продолжал:
- Выпала и хорошая работа: на кладбище фашистов хоронить. Потом я узнал: наш полк поработал, угробили добрую половину карательного отряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14