Каждая подробность на учете! Выходит он лишь в школе был идиот. А в преступниках - гений! Вот как бывает.
Они выпили еще. И крепко сжимая камень страха, чтобы он не слишком сильно ударялся по сердцу Свинцов вышел на улицу. Сейчас же рядом оказался Крыса безмолвный, почтительный. Они подошли к свинцовскому дому Свинцов показал место на траве у калитки.
- Вот здесь будешь сидеть когда и сколько прикажу. Ни одну живую душу не пропускать. Потом получишь сотню. Все Садись!
В мастерской Свинцов быстро нашел ящик с пыльной крышкой заглянул внутрь. Поржавело малость. Но не то было худо! Главное не хватало многих важных деталей. На дне Свинцов нашел чертежи. Вернее эскизы но с размерами. Сделанные еще рукой отца!
Ладно не о том сейчас надо думать! Конкретной работой он старался отвлечь себя от того камня, что сидел в груди. Десять тысяч, десять тысяч! Он принялся сравнивать чертежи с имеющимися железками. Нет без токарного станка не сделаешь! Но как-то нужно выходить из положения значит, выйдешь!
Никто в сущности, не знал об этом, а сам Свинцов не придавал никакого значения тому, что он был человеком исключительно способным к слесарным работам. И дед его слесарил и отец в молодые годы. Но основной талант породы проявился как раз в нем в Свинцове Виталии. Такая штука... Да и дед по материнской линии тоже был не абы кто, а хороший деревенский кузнец. Ему дай время он бы трактор сделал своими руками- была у него такая странная мечта жизни. Однако времени ему не дали. И погиб он в тысяче девятьсот сорок втором году защищая Ленинград.
Самозабвенно трудился Свинцов. Но выше себя не прыгнешь. Он уж и трубку стальную подыскал для дула, хорошо забил ее медной пробкой, все пригнал, приладил все, что мог. Но чего-то без сверла, без токарного станочка... к отцу же не пойдешь!
Камень у него в груди качнулся, ударил... Да, это был страх. Но и еще, что-то... Ведь Градус хотел ограбить женщину которую Свинцов знал! Потому, что она выдавала зарплату у отца в Мастерских! Для Градуса она была просто кассирша чем толще и хромее, тем лучше! А для Свинцова "Здравствуйте Иван Витальевич. Так это и есть ваш наследник?" И отцу даже вроде говорили надо ее заменить какой она кассир? Теперь Градус хотел воспользоваться тем, что она неповоротливая, что отец ни с кем не любит ссориться... Тетя Наташа старая кочерыжка. Уже двенадцатый день. Свинцов делал пистолет и все время вел с собой беседы на тему "Я мог и ошибиться. Это совершенно не она!" Или: "Отцу ничего не сделают, отец- то не виноват!" Но в голове сверкали десять тысяч - богатство на всю жизнь!
И вот сегодня Свинцов окончательно понял: нет не получится без токарного. И почувствовал страшное облегчение... Вернее так злость, но и облегчение... Теперь он просто вынужден будет: "Извини Градус". А, что он действительно святой - ногтем будем обтачивать? И привет!
Но жизнь решила по-своему Крыса который изголодался сидеть тут одинокий и несчастный подумал, что неужели он не имеет права сходить выпить чаю в нормальной невоенной обстановке. Тут и пожаловал Солдат-Юдин.
Как все быстро меняется в человеческой душе. Особенно в душе не закаленной совестью. И вот Свинцов летит к бежавшему с поста Крысе. А тот и в самом деле чаи гонял но увидев Виталия Ивановича сидел разинувши рот, словно щука перед смертью.
- Заткнись! - предупредил его Свинцов. - Думаю! Дальше он рассказал Крысе только, что явившийся план. Из-за одного очень секретного обстоятельства он сейчас увезет Солдата-Юдина в бывший лагерь "ноковцев". Туда же пусть отправляется Крыса. Он будет держать Юдина в бане под стражей три дня, потом отпустит. Солдатовым родителям пусть они скажут, что идут в поход.
Что было дальше мы знаем. И только не знаем мы куда мчался сейчас на своем мопеде Свинцов. А он мчался, чтобы скорее приспособить патроны от малокалиберной винтовки к этому старинно-иностранному револьверу. Такие дела.
Был вечер. Люба в коротком сарафанчике, босая, обирала с грядки огурцы. И думала о том... эх... о том. как эти двое мальчишек сидят в кабинете напротив нее. А Николай Егорович запрятался где-то совсем в углу за сейфом. Так, что не только ребята, но и Люба, кажется, забыла про него... Входит Сережа Камушкин.
- Привез?
- В поход ушел с какими-то товарищами... - Сережа ездил к тому, которого все зовут "Солдат-Юдин", а на самом деле он Валентин Сомов... И сорок рублей совпадают. Теперь Люба почти уверена: это был тот самый, которого она засекла на станции...
Мальчишки перепуганы... и не как маленькие дети, которым показали милиционершу - злую тетку, а по-настоящему: понимают, что сильно могут загреметь!
- Так зачем же вы это сделали?
Бормочут, что-то невнятное... Такое странное ощущение Что и правду говорят, и в то же время врут!
- Четыре глаза - и ни в одном правды! - Шутка Николая Егоровича заставляет мальчишек вздрогнуть. Они и правда забыли про дядьку в сером костюме, тихо сидящего в сером углу.
- Ну? Сказать, о чем вы нам врете? Или вы сами скажете? Вас сколько было-то, а? - И не давая им наврать: - Вас же трое было! - Любе: - В третьем дело!
Правильно! И моряк будто бы видел троих. И три папироски за кустом на Школьной дороге... Главное, они совершенно не могут объяснить, что хотели делать с этим револьвером.
Говорят, в истории с пострадавшим Глебовым просто тренировались на смелость. Чушь какая-то! И поэтому похоже на правду.
Но для чего бывают "тренировки"? Для "соревнований"! Стало быть, они все-таки готовили, что-то серьезное?.. Зубов как услышал Любины мысли:
- Ребята! Имейте в виду. Теперь вся ответственность за совершенное этим револьвером лежит на вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49