У Меня был только один инстинкт – инстинкт Слия­ния, и у Тени тоже был ровно один инстинкт. Инстинкт Бегства.
Тень почувствовала присутствие преследователя, ибо точно так же, как она, благодаря прямой причинно-следственной связи, оставляла свой след позади себя, Я, благодаря наличию в этом мире связи обратной, ос­тавлял песню своей ярости впереди себя, и она слыша­ла ее, и она бежала.
Но Я был быстр, все быстрее змеилось Мое тело сквозь кристально-чистую воду этой реки, и река за Мной раз­леталась мириадами капель. Я приближался. И тогда Тень свернула в песчаную реку, выделяя из своих брачных же­лез липкую жидкость, склеивающую песчинки в единую сверхпрочную субстанцию, которая вставала за ней не­проходимой стеной.
Я в остервенении бился костистой мордой, увенчан­ной тремя корундовыми бивнями, о бесстрастную серую поверхность. Ни одна трещина, ни одна царапина не подмигнули Мне надеждой на успех. Отчаяние затопи­ло Меня свинцовой волной. Мне нечего делать здесь, и нигде больше делать Мне нечего. И ждать Ее здесь Я не имею времени. И тогда вибрации Моего Мира напомнили Мне один из своих нехитрых законов и указали выход.
Я устало опустил пластинчатые веки на горящие бирюзово-охряным светом глаза – солнце Моего Мира.
Во тьме нет Тени. Без Тени нет Меня. Без Меня нет Моего Мира.


8

– Папа-папа-папа-папа. – Я всегда обращаюсь к нему так, когда мне очень хочется. – Расскажи стишок.
Он поднимает на меня свои неприкаянные глаза в окантовке синих кругов.
– Стишок? Стишок слушай…
Его интонация всегда имеет какие-то трудноуловимые странности и всякий раз новые. Он задумчиво смотрит в потолок, потом грызет пластиковую насадку на позоло­ченной дужке очков, потом говорит:
Тарантул, сделанный из плюша,
Глаз не имеет – только уши
Мохнатые все тело покрывают.
Я отчаянно ору: «Не нада-а-а!!!» – плачу, бегу. Вся­кий раз он рассказывает один и тот же стишок, всякий, раз я взрываюсь ужасом, негодованием, омерзением, мое тело покрывается мурашками, словно по нему пол­зет этот самый тарантул, который сделан из плюша.
Мой папа днем мучает меня, мучает своими непрес­танными штудиями в огромных томах с незнакомыми буковками и страшными стишками о диких существах, которых не бывает и которые живут только в его безум­ном воображении.
Ночью мой папа мучает маму. Кто это такая – мама – я не знаю. Он называет это так – мама, и я думаю, что это очередной зверь, порожденный его фантазиями. Он ни­когда не пускает меня в комнату, где живет мама. Но но­чью оттуда доносится его довольное уханье и еще стран­ные стоны. Не знаю. Нас двое и больше нет никого – чьи же это стоны? Кого обижает мой папа по ночам? Может быть, он кривляется на два голоса? Но даже если он крив­ляется, это все равно равноценно – так говорит папа, и я учусь у него целесообразным мыслям и точным словам – равноценно тому, что у нас в доме завелся кто-то третий. Мама. И, раз все сказанное выше верно, полагается огра­дить маму от папиного насилия.
Вечером я беру большой кухонный нож, которым мы разделываем большие мясистые арбузы с нашей план­тации, и захожу в папин кабинет.
Кабинет пуст. На столе короткая записка. «Я твоя мама, придурок. Локи».
Я не понимаю странных слов записки, но знаю только одно – папы больше нет в этом доме и мне тоже больше нечего делать здесь. Я снимаю с полки «Наставление к безболезненному суициду. Издание восьмое, стереотип­ное».
Спустя несколько минут я лежу в горячей ванне и нож в моих руках растворяется во всеобщем растворе­нии мира.


9

Главный Корпус компании «Виртуальная Инициати­ва» уносился в небо Подмосковья всего лишь на восемь этажей. Со стороны он выглядел не очень внушитель­ной башней, но лишь посвященные знали, что под землей расположены еще двадцать пять уровней, где помещались лаборатории, мастерские, сборочные цеха и секретные агрегаты компании. На крыше корпуса, выложенной панелями розового стеклопластика, располагалась посадочная площадка и красовались три огромные буквы: «ВИН» – «Виртуальная Инициатива». Четыре зоны охранного периметра и защитный ку­пол надежно охраняли территорию ВИН от любопытных глаз и непрошеных гостей с земли и с воздуха.
О существовании защитного купола было известно не многим. Уникальный проект его создания никогда не выходил за охранный периметр компании, а его отцы – инженеры и программисты ВИН – со дня установки купола более никогда не покидали третьего подземного уровня. Чтобы не разбазаривать коммерческих тайн.
«Можно называть это пожизненным рабством, а можно и контрактом с неопределенным сроком окон­чания», – любил разглагольствовать по этому поводу Венедикт Щуро, мозг и воля компании ВИН.
Если бы какая-нибудь автономная камера слежения смогла преодолеть защитный периметр компании и бес­шумно зависнуть возле ничем не выделяющегося среди, остальных окна четвертого этажа Главного Корпуса, то ей наверняка удалось бы заснять лишь редкой пресности картину. Президент компании ВИН и начальник охраны играют в нарды склонившись над старинной – начала XX века – игральной доской.
Если бы на камере была установлена система «анти-шум» (которая позволяла бы автономному разведчику подслушивать разговоры, которые заглушаются установ­ленной у каждого окна системой шумогенерации), то она принесла бы своим хозяевам запись абсолютно три­виального разговора. Типичной болтовни двух игроков в нарды.
Запищал вызов по видеотелефону.
– Переключи на радио, – бросил Щуро в воздух и, достав из внутреннего кармана компактную трубку, ле­ниво бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22