Во-вторых, можно было бы назвать быстроту решимости. Задача зачастую состоит не только в том, чтобы быстро найти нужный прием. Иногда наши двигательные уровни настолько богаты, что в состоянии предложить не один, а целых три выхода из положения, ни один из которых не хуже других. Но в этом случае чрезмерная находчивость может принести вред вместо пользы, если мы не сумеем сразу и без колебаний выбрать один определенный план действий и последовать ему. Если вспомнить, что речь идет о движениях и о составных частях движений, так что на такой выбор отпускаются считанные мгновения, то все значение быстроты решимости и умения без колебаний остаться при раз принятом решении станет вполне ясным.
Наконец, третья сторона качественной быстроты, потребной для ловкости, — это то, что можно бы назвать «споростью» движений. Это свойство трудно поддается точному определению, но, несомненно, не совпадает по значению со скоростью. Недаром про неловкие движения говорят: «Скоро, да не споро». Но если быстрота уже проявила себя в правильной находчивости, если она обеспечила немедленное принятие двигательного решения, то она обязана дальше обеспечить, чтобы оно и осуществлялось тоже без промедлений. Когда движения легко и плавно переходят одно в другое, когда мышечные импульсы не мешают друг другу и точно согласуются с игрою внешних сил и когда все это совершается в высоком темпе, то мы и говорим, что «работа спорится».
КАК действует ловкость?
Мы разобрались в том, каким требованиям должен удовлетворять результат ловких движений и действий. Мы вправе требовать, чтобы они решали двигательную задачу правильно, т. е. адекватно и точно, и при этом скоро и споро. Теперь своевременно поставить вопрос: каковы же сами по себе ловкие движения и действия?
КАК достигает своих результатов ловкость?
Есть старинный рассказ о камне. Посреди городской площади издавна лежал огромный валун. Управа объявила конкурс на его уборку. Один делец намеревался построить платформу на вальках и на ней вывезти камень, назначая за это тысячу рублей. Другой предложил рвать камень на части динамитом и убрать его по кускам с оценкой работы в семьсот рублей. Случившийся тут же мужик сказал:
— А я уберу камень и возьму за это пятьдесят рублей.
— Как же ты это сделаешь?
— Вырою возле самого камня большую яму и свалю туда камень, а землю из ямы разровняю по площади.
Так мужик и сделал, и, заключает повесть, ему дали пятьдесят плюс еще пятьдесят за дельную выдумку.
Рассказик содержит в себе удачный пример. Камень мог бы быть убран любым из предлагавшихся способов; времени по каждому из них тоже требовалось более или менее поровну. На стороне последнего проекта были рациональность и дешевизна.
Можно найти немало примеров, когда результат получается правильный и достаточно быстрый, но покупается он ценою непомерно больших усилий, извода материала и инструмента и т. д. Все такие действия хорошо подходят под поговорку: «Из пушек да по воробьям». Известен также проект барона Мюнхгаузена: достигать распашки поля, закапывая на равных расстояниях трюфеля и выпуская затем стадо свиней, которые в поисках за ними и перекопают, как надо, все поле.
Если жена, уходя, засадит непривычного супруга начистить котелок картофеля, то нередко по возвращении находит горсть прекрасно очищенных картофелин величиною с лесной орех, ведро очистков и испорченный перочинный ножичек, пущенный в ход по малоопытности.
Все эти карикатурные и некарикатурные примеры говорят об одном: движения и действия, чтобы иметь право именоваться ловкими, должны не только приводить в конечном счете к нужному результату, но и приводить к нему рационально. Это дает нам первое из условий, отвечающих на заглавный вопрос «как?»
Мы уже говорили о том, что у спринтерского бега по ровной дорожке еще нет предпосылок, чтобы считаться ловким. Как показывают точные наблюдения, при скоростном беге на кратчайшие дистанции в жертву скорости приносится все, как говорится, «не щадя затрат». Движения спринтера в общем мало рациональны, даже у лучших представителей этого класса; опыт свидетельствует, что наш организм уже не в состоянии втискивать в те короткие четверти секунды, которые отпускаются спринтеру на каждый шаг, достаточно правильные и экономично построенные движения. Именно это, по сегодняшним данным науки, является главным препятствием к преодолению мирового рекорда (10, 2 сек на 100 метров с места): катастрофическое нарастание при этих сверхбыстрых движениях их себестоимости для организма. Но иное дело в беге на средние дистанции. Здесь нужно не только показать сколь возможно высокую скорость, но и удержать ее на протяжении порядочной дистанции, и здесь соблюдение высокой целесообразности и экономности движений возможно и оправдывает себя. Действительно, если кто-нибудь при виде широких, «машистых» шагов, откладываемых бегуном-средневиком с непринужденною, лебединою грацией, выразит восхищение его ловкостью, он уже близок к правильному употреблению этого слова.
Провести границу между свойством правильности движений и свойством их рациональности очень легко. Рациональность относится к самим движениям, правильность — к их результату. Правильное движение, как мы видели, это движение, которое делает то, что нужно; рациональное движение — это движение, которое делается так, как нужно.
Рациональности движений и действий было посвящено очень много внимания, главным образом в области профессионального труда. Правда, и там рационализация касалась всегда преимущественно грубых очертаний двигательного состава, не заходя глубже;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113