сила, мужественная осанка, уверенность движений; в женщине — мягкость, изящество, воплощение идеального материнства. На чем же основывается мысль, что с движениями дело обстоит иначе?
И в движениях человека вообще, и в тех наиболее совершенных формах этих движений, которые мы относим к двигательной ловкости, прекрасно не что иное, как сочетание в них целесообразности с экономичностью. Когда все те свойства, которые мы требуем от ловкости, налицо, тогда появляется и ласкающая глаз красота этих движений — как их неизбежный спутник. Движение со всеми объективными признаками ловкости и в то же время некрасивое так же трудно себе представить, как и неуклюжее, неловкое движение, которое вместе с тем было бы красивым.
И еще из одного обстоятельства видно, что красота — не особое, отдельное свойство ловких движений, а родится попутно из их существенных свойств. Будь красота чем-то привходящим, что можно добавить или внести в движения, когда они обладают уже всем остальным, кроме нее, то естественным было бы стремление спортсмена «украшать» свои движения, испробовать тот самый путь, который доказал уже свою несостоятельность в технике. Но что сказали бы мы о легкоатлете, который, чтобы подбавить красоты к своим движениям, делал бы во время прыжка в длину антраша в воздухе или во время полетной фазы прыжка с шестом посылал бы публике изящные воздушные поцелуи? Нелепость этих примеров, может быть, всего убедительнее доказывает, что вся красота ловких движений человека — в их строгой, экономной и эффективной целесообразности.
Как развивалась ловкость?
Нередко приходится слышать и встречать в литературе утверждение, что ловкость — чисто прирожденное качество. Выносливость, силу, быстроту можно развить, говорят нам, но ловким надо родиться.
Это мнение глубоко ошибочно. Его можно было бы опровергнуть, ссылаясь на прямые наблюдения над действительностью, но факты и наблюдения можно толковать по-разному. Можно пытаться скрыться за утверждениями, что у такого-то развилась не сама ловкость, а развились движения, на которых ему теперь легче проявить свою природную ловкость, и т. п. Поэтому не мешает, помимо фактов, которые перед глазами у всех непредубежденных, привести и несколько общих доводов, говорящих за то, что ловкость — упражняемое качество.
Первое и главное обстоятельство, о котором следует вспомнить, это то, что двигательная ловкость самым тесным образом связана с работой коры полушарий мозга. Эти отделы мозга, самые новые в истории его развития, прямо пропитаны насквозь, если можно так выразиться, способностью вбирать в себя личный, текущий жизненный опыт. Самое характерное для всех тех отправлений, которые обеспечиваются корою мозга, — их доступность для развития, совершенствования, упражнения. И самые высшие формы переключаемости — те, которые не требуют повторений, а совершаются быстро и уверенно с одного раза, — связаны с деятельностью коры мозга, которая и создала впервые их возможность.
Было бы очень странно, если бы для одного только качества ловкости пришлось сделать исключение и, установив, с одной стороны, точными фактами ее неразрывную связь с корой, отказать ей, с другой стороны, в возможностях развития и упражнения.
Кроме того, ловкость — очень сложная, как говорят, комплексная деятельность. Мы уже видели, что для ее проявлений требуется в каждом случае совместная работа самое меньшее двух уровней построения. Каждый из уровней включает в себя чувствительные и двигательные мозговые устройства. Мы установили, что необходимо различать по меньшей мере два вида ловкости, существенно разных между собою — телесную и ручную ловкость, которые опять-таки опираются на различные системы мозга.
Если бы речь шла о каком-нибудь узко ограниченном, простом явлении, вроде, например, коленного рефлекса, т. е. подбрасывания ноги, которое получается, если стукнуть по ноге под коленной чашкой, положение было бы иное. В порядке тот участочек мозга, который заведует этим рефлексом, — в порядке и сам рефлекс. Недоразвился почему-либо этот участочек — нет и рефлекса, и взять его уже неоткуда. Этого рода рефлексы и называются с полным правом прирожденными рефлексами. Но если речь идет о таком сложнейшем качестве, в осуществлении которого участвует буквально весь мозг, все его чувствительные, и двигательные, и согласующие системы, то прирожденный недостаток этого качества должен был бы означать недоразвитие всех решительно систем мозга. У субъектов с недоразвитым от рождения мозгом, так называемых идиотов и слабоумных, действительно на очень низкой ступени стоит и ловкость, но ведь не о них идет у нас речь. У каждого человека с полноценным, нормальным мозгом есть 'все необходимые предпосылки и для обнаружения его природной ловкости, хотя, конечно, не у всех в одинаковой мере.
Таким образом, двигательная ловкость, как и все вообще сложные, комплексные виды деятельности мозга, неоспоримо относится к числу качеств, доступных развитию и совершенствованию, и различия обнаруживаются здесь только в количественной стороне . Можно сказать, что одни люди обладают меньшею, другие — большею способностью к развитию у себя ловкости. Это нимало не противоречит общему утверждению о том, что ловкость упражняема. Ведь, бесспорно, что каждый человек в состоянии научиться, например, английскому языку. Из того, что одним он дастся легче, другим труднее, что одни, может быть, достигнут в нем большего совершенства, чем другие, еще никак не следует, что со знанием английского языка надо родиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113