Двести тысяч долларов единовременно за отказ от разработки важного военного изобретения. Гарантия свободного выезда за пределы…»
А пока негромким голосом, размеренно и очень спокойно Колесников произносит одно цифровое сочетание за другим, он ведет еще и напряженный беззвучный разговор с Бельчке:
«В лазарете мне иначе рисовался этот бой. Я считал: будет схватка врукопашную. Но мы с тобой только хитрим друг с другом. И ты не совладал со мной, Бельчке!
Подвергаясь воздействию твоего лютеола на протяжении пяти (или шести?) дней, я все же смог разгадать уловку с Терезиендорфом. И я (а не Банг и не этот белобрысый радист) вспомнил о морском коде.
Значит, рассудок мой уцелел — наперекор тебе, Бельчке! Да, да! Уцелел, выстоял, как ты ни старался расшатать его там, в саду!
Вы с Бангом торжествуете, я вижу. Напрасно! Он не торопясь выбирает сигарету в портсигаре, а ты все еще улыбаешься? Ну-ну! Единым махом я сотру эту улыбку с твоей вероломной жирной хари!
Внимание! Приблизился к самому ответственному месту донесения…»
Колесников продолжал диктовать — по-прежнему без пауз и очень спокойно:
— «…Держась шоссе Санкт-Пельтен — Амштеттен. Затем, пролетев город Штернбург, самолетам круто отвернуть от шоссе влево на…»
Радист по инерции отстучал «влево на», оборвал свой стук и с недоумением оглянулся. Надо же отстучать не «влево», а «вправо»!
Но Колесников был наготове. Он с силой надавил на плечо радиста, точнее, сжал пальцами нерв в плече (прием джоу-до).
Белобрысый ойкнул, правая рука его повисла, как парализованная. От боли он скорчился на своей табуретке. А Колесников, перегнувшись через него, уже торопливо отстукивал на ключе: «Ашен! Ашен! Курс на Ашен!»
— Он повредил мне руку! Он нас предал! Другое сочетание цифр! Не Терезиендорф! Короче, гораздо короче! О! Я понял! Это — «Ашен»! Он передал своим: «Ашен»!
Брызгая слюной, как разозленная жаба, Бельчке с багровым перекошенным лицом оттаскивал Колесникова от аппарата. Сзади Банг, чертыхаясь, рвал из кобуры застрявший пистолет.
Колесников воспользовался этим секундным замешательством. Присев и быстро выпрямившись, ударил Банга снизу затылком в лицо, стряхнул с себя Бельчке и выскочил из радиорубки в коридор.
Он одолел его в три или четыре прыжка. Плафоны под потолком слились в одну светящуюся полосу — будто молния расколола небо над головой.
Колесников очутился в кабинете.
Ага! Так он и думал! Профессор проявил рассеянность, как положено профессорам. Маленький браунинг по-прежнему на столике у окна.
С жадностью Колесников схватил оружие, оглянулся.
В дверях показался Бельчке. Из-за спины шефа выглянул Банг.
Разведчик выстрелил в них несколько раз, почти не целясь.
Банг успел отклониться.
Цепляясь за дверь, Бельчке начал медленно оседать на пол. Выражение лица его при этом было удивленным.
С письменного стола посыпались на пол разноцветные, остро отточенные карандаши. Следом за карандашами свалился и Гитлер, обалдело застывший на снимке со своей косой прядью и начальственно выпученными глазами.
Но где же здесь выход?
Потайная дверь, которая вела через библиотеку к трапу, вероятно, захлопнулась сама собой. А отсюда, изнутри, она выглядит как панель в стене. Все панели в этом кабинете выглядят одинаково — высокие, белые.
Выстрелы как удары бича!
Колесников инстинктивно присел, обернулся, дал два ответных выстрела.
Потом он с ожесточением рванул на себя панель, ту, что была поближе, за ней другую, третью. Что за бред! Куда запропастилась эта чертова потайная дверь? Вместо нее лишь дверцы шкафов.
Всюду натыкаешься лишь на узкие, высокие настенные шкафы. В них стоят какие-то баллоны, окрашенные в желтый цвет.
Опять хлопанье бича за спиной!
Прячась за лежащим на пороге шефом, Банг возобновил стрельбу.
Колесников ощутил, как горячий ветер опахнул его макушку.
Он не услышал очередного выстрела. В лицо ударил запах резеды!
По одному из желтых баллонов поползла, все удлиняясь, трещина.
В баллон с газом попала пуля!
Рядом пронзительно завизжали. Промелькнул, нелепо размахивая руками, радист, ударился с разгона в стену напротив, распахнул потайную дверь, исчез. Ругаясь и отчаянно кашляя, Банг проволок под мышки Бельчке через кабинет. Все словно бы забыли про Колесникова.
Кто-то споткнулся на трапе. Крик! Оглушительный лязг железных ступенек!..
Резедой пахнет все сильнее!
В доме потух свет.
Ощупью Колесников добрался до потайной двери, открыл ее, миновал библиотеку и спустился по трапу.
Ядовитый газ опередил его. В доме хлопали двери. Вокруг раздавались вопли, ругань, истерический хохот. В панике люди натыкались друг на друга. Кто-то упал. Колесников успел перешагнуть через него, но бегущие сзади прошли по человеку, топча его сапогами.
Словно бы гигантский смерч поднял дом над землей, завертел его вокруг оси и поволок куда-то в прорву.

С толпой эсэсовцев Колесникова вышвырнуло из дома во двор.
Небо на востоке светлело. Звезды почти уже не были видны.
С надсадным воем разворачивались во дворе машины. «Опель-капитан» застрял боком в воротах. Эсэсовцы сгрудились вокруг него, пытаясь убрать с дороги. Наконец грузовик, ударив с ходу «опель», протолкнул его в ворота.
Колесников отделился от толпы и начал подниматься по склону. Уйти от лютеола! Как всякий отравляющий газ, он стелется понизу.
Интересно, как отнеслись в штабе к его донесению? Радисты, как положено, немедленно доложили об этом начальству. Теперь все зависит от того, поверят ли ему, Колесникову?
В штаб, надо думать, уже вызван батя. Вопрос перед ним поставлен ребром:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65