С одной стороны от него стоял капитан Винтер, с другой — капитан Томас. Слуга генерала принес ему большую записную книгу. Тогда судовой священник приготовился сказать проповедь.
— Нет, полегче, мистер Флетчер, — перебил его генерал, — проповедь сегодня буду говорить я, хоть я и не мастер на это. Ну, вся ли команда собралась или нет?
Ответили, что собрались все. Тогда велено было, чтобы все поделились по своим судам и каждая команда стояла порознь. Приказ был исполнен.
— Ну, господа, я очень плохой оратор. Не готовился я быть ученым. Но что я скажу, то всякий пусть зарубит себе на носу и запишет, потому что за каждое свое слово я готов дать ответ в Англии, хоть самой королеве. Да все это у меня уж вот здесь записано. (Неизвестно, было ли это действительно записано в тетради, которая была перед ним, но таковы были его слова, очень точно здесь передаваемые). Так вот, господа, мы здесь очень далеки от родины и друзей, враги окружают нас со всех сторон; стало быть, не приходится дешево ценить человека, человека здесь и за десять тысяч фунтов не купишь. Значит, нам всякие бунты и разногласия, которые среди нас проявились, надо оставить. Клянусь богом, я как помешанный становлюсь, если только подумаю о них. Я требую, чтобы этого не было; я требую, чтобы джентельмены с матросами и матросы с джентельменами были друзьями. Я хотел бы знать имя того, кто здесь отказался бы своими руками взяться за канаты, но я знаю, такого здесь нет. Покажем же, что мы все заодно, не дадим неприятелю случая радоваться развалу и разброду среди нас. Джентельмены необходимы в плавании для управления, поэтому я и взял их с собой, да и другая еще цель при этом у меня была. Но и без матросов не могу обойтись, хоть и знаю, что это самый завистливый народ на свете и беспокойный, коли не держать в узде. Потом вот что еще: ежели кто здесь хочет домой вернуться, пусть скажет мне. Вот «Златоцвет», могу обойтись без него, отдать тому, кто хочет домой; дам столько, сколько могу. Только помните, чтобы это было на самом деле домой, а то, коли встречу на своем пути, пущу ко дну! До завтра хватит времени обдумать, но клянусь, что говорю с вами начистоту.
Раздались голоса, что никто возвращаться не хочет, все хотят разделить его участь,
— Ну, ладно, отправились вы в плавание по доброй воле или нет? Все ответили, что по доброй воле.
— А от кого ожидаете получить ваше жалованье?
— От вас, — раздалось в ответ.
— Ну, что же; что скажете: хотите получить жалованье сейчас или доверяете мне?
— Доверяем, — раздалось по командам. Несколько голосов прибавили:
— Мы и не знаем, сколько жалованья спрашивать.
Тогда генерал приказал баталеру с «Елизаветы» немедленно сдать ключи, что тот и исполнил. Затем, повернувшись в сторону командиров отдельных судов, он сказал:
— Освобождаю офицеров от всех их обязанностей.
— Что вас побудило сместить нас? — спросили капитаны Винтер и Томас.
— Приведите мне резоны, по которым я не должен был бы так поступить, — ответил генерал.
Затем, приказав всем молчать, он рассказал следующее:
— Ее величество королева из всех людей на свете пуще всего запретила мне рассказывать о целях плавания лорду Берлею, а вы знаете, как Даути сам признался, что он выдал министру планы путешествия. Теперь, господа, даю слово джентельмена, больше казней не будет, больше не подниму руку ни на кого, хотя есть здесь такие, которые ее заслужили.
При этих словах он указал на Уоррола, который тут же бросился к его ногам и просил пощады.
— Ладно, ладно, Уоррол, — сказал генерал, — мы еще потолкуем об этом после.
Потом он обвинил некоего Джона Олдея в дурных поступках против него, но не стал распространяться, прибавив:
— Потолкуем об этом один на один после обеда. Тут есть люди, которые не зная, как иначе повредить мне, распространяют слухи о разных частных лицах, которые будто бы снарядили это путешествие. Вот как было на самом деле. Лорд Эссекс писал обо мне министру Уолсингэму как о человеке, годном для борьбы с испанцами. Уолсингэм приходил беседовать со мною и говорил, что королева, оскорбленная Филиппом Испанским, хотела бы ему отомстить. Он показал мне план действий, прося под ним подписаться, но я отказался от подписки, потому что бог может отозвать ее величество к себе, а ее наследник вдруг заключит союз с королем испанским, и тогда моя подпись будет меня же и уличать. Вскоре королева потребовала меня к себе, и вот приблизительно ее слова: «Дрейк, мне бы хотелось отомстить королю испанскому за разные его обиды. Ты единственный человек, который может это сделать». Я ответил государыне, что в Испании тут делать нечего и что единственное средство досадить испанцу — Индия. Затем генерал показал нам запись королевы на пай в тысячу крон и привел ее слова, что, если кто-нибудь из ее подданных даст знать о затеваемой экспедиции королю испанскому, тому не сносить головы.
— И вот, господа, подумайте о том, что мы сделали. Мы поссорили трех могущественных государей: ее величество с королями испанским и португальским. Если наше плавание не завершится большой удачей, мы станем посмешищем для врагов, которые будут торжествовать, а на лице нашей родины мы будем вечным пятном. Другой раз подобной попытки уже нельзя будет предпринять.
Затем генерал восстановил всех разжалованных в их прежних правах и сказал, что все будут удовлетворены, хотя бы ему пришлось продать для этого последнюю рубашку.
— Я имею хорошие основания обещать это, потому что кое-что есть у меня у самого в Англии, а кроме того, у меня в этом путешествии паев столько, сколько у любых трех участников, вместе взятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33