Он поднимает свечку над головой, свет заливает его сверху. У него большие бледные руки, громадный нос.Белые, как вата, волосы клочками торчат из ноздрей и из ушей. Я сразу узнал его. Это тот самый старичок, которого я видел на французской пристани, который мелькнул у носа «Дракона» и больше не появился. До этого момента.— Вы кто? — спросил я.— Я — Флеминг Пай, — сказал он. — Но более существенно, кто ты такой?

18.Выжил лишь один
Старик ничего не рассказывал о себе, пока не вызнал обо мне все до последней интересовавшей его детали. Он просто забросал меня вопросами, каждый из которых начинался с «А скажи-ка мне…».— А скажи-ка мне, что ты собираешься теперь делать?Я пожал плечами.— Мне надо как-нибудь вернуть судно. Они наверняка собираются его затопить.— А скажи-ка мне, сколько их там, наверху?— Не меньше трех. Может быть, больше.— И Тернер Кроу среди них.— Да.— Он мерзавец. Он гнусная скотина.— Откуда вы его знаете?— Ходил с ним, видишь ли. Пока он не продал меня французам. И не оставил гнить в тюрьме.Флеминг прикрепил свечу на трутную коробку, которую опустил на палубу, и она поехала, выписывая замысловатые узоры, повинуясь крену судна. В тусклом дымчатом свете я увидел тайник капитана Кроу. Именно здесь, понял я, прятались французские шпионы, которых Кроу переправлял в Англию. Отсюда они появлялись под покровом ночи, как водяные крысы.— Я последний, единственный, кто выжил, — сказал Флеминг. — С Тернером Кроу было двадцать человек, когда мы шли на каперство. Шестнадцать оставалось в живых, когда в семьдесят девятом французы сцапали нас, в последний день сентября это было, на утренней заре. Это был последний восход солнца, который я видел за двадцать два года. А скажи-ка мне, знаешь ли ты, чего я хочу? Единственную вещь!— Убить капитана Кроу.Он засмеялся. Он сидел на корточках в этом сыром, воняющем гнилью трюме и смеялся так, что я опасался, не рассыпались бы его старые кости.— Убить капитана Кроу? Ты не можешь убить дьявола, парень. Дух зла неистребим.— Тогда что?— Я хочу домой, к своей жене. Больше у меня на свете никого не осталось. Я забыл, что такое дом, но я помню свою Салли, как будто видел ее вчера.— Это миссис Пай? — задал я совершенно дурацкий вопрос.— Салли Пай, — подтвердил он, улыбаясь и покачивая головой. — А скажи-ка мне, ты ее знаешь?— Я встретил ее. Она ждет вас в гостинице «Баскервиль».— Ох, бедняжка. Бедная простушка. «Жди меня здесь», — сказал я ей. «Жди здесь». И вот она ждет, бедняжка. — Веки его опустились. Заскорузлыми пальцами он расправлял пучки волос, торчащих из носу. — А скажи-ка мне, она такая же хорошенькая? И волосы ее блестят ярче золота? И кожа гладкая, как фарфор?Я растерялся. Я помнил изможденную старуху, неуверенно передвигавшуюся по коридорам «Баскервиля». Похоже, я молчал слишком долго.Лицо Флеминга, помолодевшее от улыбки, вмиг снова состарилось.— А скажи-ка мне, с ней все в порядке? Она здорова?Я не мог сказать ему правду, поэтому неуклюже сменил тему:— Мы ведь там только что были. Стояли на якоре как раз напротив таверны.— Знаю. Я так и подумал. «Это пахнет илом Сент-Винсента», — сказал я себе. Илом и яблонями. И слышал я ручей, который струится вниз со скалы, как и прежде. Но щит заклинило, и я не смог выбраться. По нему надо было грохнуть снаружи. Вот как ты это сделал.— Вы хотите сказать, что определили все это, не глядя?— Конечно. Я здесь сто раз бывал раньше. Бывали ночи, когда я стоял у штурвала, не видя компасной коробки. Я не видел своих рук на спицах колеса, ног на палубе, но я всегда найду дорогу к «Баскервилю».— А могли бы вы привести шхуну в Дувр?— С завязанными глазами. Во сне.У меня был план, слишком дикий, чтобы о нем говорить. Я посмотрел на свечу, отъехавшую к носу, и спросил:— А можем мы отсюда пробраться под штурвал?— Конечно.— А оттуда можете вы рулить?Свеча поехала обратно. Флеминг ногой остановил ее.— А скажи-ка мне, — он схватил трутную коробку со свечой обеими руками, — тебе к Восточным Докам пришвартовать шхуну или к пристани у замка?Мы пробрались назад и протиснулись в отсек под штурвалом через потайной люк на петлях.Флеминг придерживал люк, пока я вылезал наружу.— Когда он закроется, пути назад не будет. Внутрь можно попасть только через пасть дракона.— Ну и ладно. Обратно нам не нужно.Закрывшийся люк издал звук захлопнувшейся гробовой крышки, удар и щелчок скрытой защелки. Флеминг двигался впереди, оберегая пламя свечи.Оказавшись под штурвалом, мы понаблюдали за движением румпеля. Шедшие к штурвалу концы висели свободно, натягиваясь, лишь когда наверху поворачивали колесо. Я подумал было, что у штурвала стоит сам Кроу, но сквозь палубу доносились звуки волынки, медленный похоронный марш.Флеминг посмотрел на меня. При свете свечи он казался столетним старцем.— Он играл эту песню, когда в сотне миль от Святой Елены мы взяли «Сентинель», маленький торговый бриг. Он смотрел, как судно горит, и играл. На нем были женщины, дети. Мы взяли с него лодки и подожгли.— Лодки с людьми?— Нет. Только лодки. — Он засунул в уши торчавшие из них пучки волос, потом повернулся к румпелю. — Надо перерезать концы. У тебя есть нож?— Нет, — сказал я и сразу поправился: — Есть, есть. — Кроу бросил мне нож Гарри, чтобы я разрезал узлы на люках. Я засунул его в сапог, но теперь, нагнувшись, я его там не обнаружил.— Неважно. Кроу, как всегда, неряха. Он везде разведет крыс. Эти концы так разболтаны, что мы просто сдернем их с барабана.— И вы сможете ими рулить?— А скажи-ка мне, слышал ли ты о мысе Рока? Штурвал нам тогда просто сострелили с мостика под корешок. В него попало ядро. Это было в семьдесят шестом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39