Но Австралия меня кое-чему научила. Я рассовал по карманам захваченные с собой рекомендательные письма и отправился с визитом к капитану порта и адмиралу.На следующий день сухой и ухоженный «Тиликум» стоял в сарае, а мы гуляли на вечеринке в честь наступающего 1904 года. 19 Рекорд «Тиликума». Вокруг мыса Доброй Надежды. Договор выполнен. Последние 6000 миль.
В первый день нового года мы с Уильямом Расселом были избраны почетными членами дурбанского яхт-клуба. На церемонии я встретился со старым знакомым из Виктории по имени Эрвин Рэй. Он был ответственным служащим Управления железной дороги. Эрвин предложил мне бесплатно перевезти «Тиликум» до Йоханнесбурга. Сначала я было сомневался, но, во-первых, я очень нуждался в деньгах для окончания путешествия, а во-вторых, явился как раз мой напарник и расторг наш союз.— Шкипер, я слышал, что в Трансваале нашли алмазы. Вы не очень на меня рассердитесь, если я вас покину?— Уильям, — ответил я, — Евангелие от Матфея, глава четвертая, стих десятый.— О'кэй, там говорится: «Убирайся с глаз моих!»Итак, Уильям Рассел распрощался со мной, дав твердое обещание написать сразу же, как только станет миллионером. К сожалению, мы не договорились, в каких денежных единицах это будет исчисляться — в фунтах, долларах или марках. Очевидно, по этой причине я так и не получил от него никогда даже почтовой открытки.В Дурбане меня теперь ничто не задерживало, и я согласился с предложением Рэя. Пот выступил у меня на лбу от волнения, пока два десятка здоровенных негров поднимали «Тиликум» и грузили его на платформу. Краны и подъемные устройства были здесь неизвестны. Если груз оказывался тяжелым для тридцати человек, просто-напросто присылали шестьдесят.В Йоханнесбурге я сразу же выхлопотал разрешение выставить свой кораблик в парке Странников. Название «парк Странников», казалось мне, особенно хорошо подходит к нам.В день прибытия «Тиликума», рано утром, я отправился на товарную станцию и спросил шефа, как обстоят дела.— О, — сказал он, — все отлично. Только вот лошадь отбила случайно у вашего челнока (он так и сказал — «челнок»!) нос.Понятно, я тут же кинулся на платформу, возле которой стоял вагон с «Тиликумом». В самом деле, носовое украшение — драгоценная индейская резная фигурка — валялось на полу.— Из соседнего вагона забрело несколько лошадей. Штучка-то эта, честно говоря, дрянненькая. Я вполне могу понять эту лошадку, — утешал меня железнодорожник. — Но Управление железной дороги наверняка распорядится изготовить для вас новую, а может, вы выберете даже что-нибудь и посовременнее.К счастью, Рэй отыскал отличного столяра, который с моей помощью и за счет железной дороги снова приладил к штевню «Тиликума» отбитую носовую фигуру.Выставка имела большой коммерческий успех. Однажды ко мне пришел некий мужчина:— Известно ли вам, капитан, что вы побили рекорд?— Нет, — отвечал я, — рекорд будет побит лишь тогда, когда я снова буду в Америке.— Я так не думаю. Йоханнесбург расположен на высоте 1800 метров над уровнем моря. Так высоко наверняка не забирался еще никогда ни один морской корабль.Когда он ушел, я похлопал старину «Тиликума» ладонью по палубе:— Ну, парень, этак я, пожалуй, стану еще и почетным членом клуба альпинистов!Через неделю с помощью Рэя и полусотни африканцев я погрузил «Тиликум» на платформу, и поезд доставил нас в Ист-Лондон — порт южнее Дурбана. Там мой кораблик, свежеокрашенный, нарядный, закаленный в сражениях с океаном, снова закачался на волнах. Не хватало только нового напарника.Эрвин Рэй приехал на побережье вместе со мной. Я чувствовал, что ему не терпится что-то мне сказать. Наконец он решился:— Джон, у меня к тебе большая просьба.— Заранее обещаю исполнить, говори!— У меня есть один родственник, который охотно пошел бы с тобой до Лондона.— Но это просто великолепно! Я как раз ищу себе кого-нибудь.— Но он не моряк.— Я его выдрессирую: впереди у нас еще 10 тысяч миль.— Это еще не все: вероятно, у него чахотка.Что мне было делать? Я был так обязан Рэю. И я сказал:— Веди его сюда.Так и нанялся ко мне Гарри Гаррисон. Роста он был среднего, худой, щеки впалые, силой, как видно, не отличался. Однако, судя по всему, парень он был смекалистый, и впечатление производил самое благоприятное.«Ханнес, — подумал я, — ты приветил уже немало диковинных птичек. Почему бы не пригреть и эту?»И мы отправились в путь. Попутный ветерок ходко гнал нас к мысу Доброй Надежды, до которого оставалось около 450 миль. Опасаясь вызвать тоску у моих читателей, я все же обязан сообщить, что морская болезнь не пощадила и Гарри. Но он принадлежал к тому сорту людей, которые живут по правилу: помирать так помирать — зачем же хрипеть? Он ничего не говорил, ничего не ел, ничего не пил, но быстро усвоил свои обязанности и честно их исполнял. Только вот стряпать я его так и не смог уговорить. Мы сошлись на том, что готовить для себя я буду сам, а он зато будет стоять вахту лишних два часа.Мыс Доброй Надежды называется так, вероятно, потому, что издавна у людей теплилась робкая надежда, обогнув его, остаться в живых. От первого шторма мне удалось укрыться в бухте Мосселбай. Второй шторм прихватил нас в открытом море, примерно в 45 милях от мыса. «Тиликум» спасался обычным способом — на плавучем якоре. В этот день мой напарник в первый раз раскрыл рот.— Мистер Восс, приходилось ли вам когда-нибудь встречаться с Летучим Голландцем?— Конечно.— А когда, можно полюбопытствовать?— Всякий раз, как я выпивал слишком много плохого виски.Гарри снова замолк и молчал несколько дней, пока мы не пришли в Капстад Город в ЮАР, административный центр Капской провинции;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92