— И только? Значит, губернаторский патент хорошо заменяет положение командира восьмисот головорезов?
— Какого… Ах, да. Ты прочитал мои мемуары. Ну, знаешь ли, тут совсем другое дело. Дон Иларио все-таки не похож на дона Мигеля… И, я вижу, ты никогда не был губернатором, Диего.
В его голосе Диего почудился оттенок превосходства. Может, это было так, может, и нет, однако не мог же этот человек постоянно быть правым.
— И он даже ничего не сказал вам… за обедом.
— Ну, портить такими беседами черепаховый суп… Однако ты много знаешь. А если серьезно, то он, должно быть, считал, что некоторые разговоры надо или доводить до конца, или не начинать вовсе. Жаль… я бы узнал о тебе раньше.
— Ненадолго.
— Я вижу, ты о нем высокого мнения. Впрочем, есть за что, — сухо сказал Блад.
Возникла пауза. Диего посмотрел на камин, и увидел, что огонь в нем почти погас. Он открыл было рот, потом закрыл. И кой черт дернул его за язык? Ведь он же хотел поговорить. Ну и что теперь прикажете делать?
— Я пойду пройдусь, — сказал он наконец.
Как будто не было более естественной идеи, чем идти гулять в два часа ночи. Блад не повернул головы.
— Хорошо, — сказал он. — Возьми с собой Бенджамена. Он умеет не мешать.
* * *
Питер Блад был недоволен собой. Так поддаваться эмоциям! Вполне естественно, что мальчик предубежден против него; было бы удивительнее, не будь это так. И, надо признать, парень честен. Только от этого не легче. И… И, между прочим, что он говорил про мемуары? Если он их видел, значит, Бесс… Блад быстро огляделся. Небольшой холщевый мешок, составлявший половину багажа, с которым прибыла дочь, лежал на столе. Поколебавшись, Блад открыл его — и увидал хорошо знакомые страницы. Так и есть. И как она только додумалась притащить сюда рукопись, которой здесь совсем не место! Что сказали бы высокопочтенные лорды Адмиралтейства, поддерживавшие его в Палате, прочтя некоторые ее страницы? Вот, скажем, эти…
«Фрегат „Куин Элизабет“ готовился выйти в море для патрулирования. На этот раз мне хотелось самому принять в нем участие, и капитан Томас Клэнси заметно волновался. Однако за два дня до отплытия его свалила жестокая лихорадка, и я объявил, что возьму на себя обязанности капитана. По-христиански сочувствуя ему, я, тем не менее, не был слишком удручен таким оборотом дел. Чувствовать себя на корабле пусть высокопоставленным, но все-таки пассажиром, мне изрядно надоело. Итак, мы вышли…» Бладу можно было и не перечитывать листы — он прекрасно помнил, что было дальше. В тот раз, недели через три после выхода в море, когда он начинал уже подумывать о возвращении к своим основным губернаторским обязанностям, им встретился невзрачный бриг без флага, направлявшийся в сторону Наветренного пролива.
«В ответ на наше требование корабль лег в дрейф, и вдоль его мачты медленно поползло белое полотнище французского военного флага. Вскоре к нам направилась шлюпка — и мне показалось, что я уже видал человека, сидящего на ее корме. Так оно и оказалось: это был мой старый знакомый, капитан Ибервиль. Он нисколько не изменился за те шесть лет, что прошли с нашей последней встречи.
— Здоруво, капитан! — он приветствовал меня так, словно мы расстались только вчера, а сегодня собрались обсудить очередной пиратский набег. — Вот видишь, теперь и я на государственной службе. Так высоко, как ты, я не залетел, но, однако, мне доверили корабль.
— У меня ты командовал куда более крупным кораблем, — смеясь, сказал я. — А не скажешь ли ты мне, по старому знакомству, что это ты, находящийся на государственной службе, тут делаешь? Вольного охотника я бы, пожалуй, пропустил, но военный корабль державы, с которой у нас нынче война…
— Да разве я стал бы шкодить в твоих водах? — удивленно спросил он. — Меня никто не мог бы обвинить в трусости, но я ведь и не совсем сумасшедший! Я хотел лишь тихо-тихо, как мышка, проскользнуть мимо. А то обходить вас — это такой крюк…
Его тон был совершенно непринужденным, однако напрашивался законный вопрос, откуда и куда надо было идти, чтобы пришлось ОГИБАТЬ Ямайку? При всем богатстве воображения я не мог представить такого маршрута. Тем не менее, мне совсем не хотелось проявлять излишнюю суровость к старому приятелю.
— Тебе повезло, Филипп, что ты встретил именно меня. Другой на моем месте не был бы столь покладист.
— Ну, с другим бы и я не стал миндальнчать, — весело откликнулся он. — Но вот увидел твой флаг — и так, знаешь, захотелось навестить! Вот она, государственная служба! Их Величествам всегда виднее, с кем нам пить, а кого топить…
Мы прошли в мою каюту, и я велел принести старого французского вина.
— Вот это я понимаю, настоящее бордо! А какой букет! Это куда лучше того кошмарного пойла, которое производят на твоем острове.
— Говорят, это пойло помогает при лихорадке…
— Ну, если ты именно это снадобье прописал капитану Клэнси, неудивительно, что бедняга не смог выйти в море…
— Я посоветовал ему отвар коры хинного дерева, — машинально отвечал я. Ибервиль был не из тех, кто проговаривается случайно. Вежливость за вежливость: я его пропускаю, а он говорит, что здесь делал. И, прошу заметить, не выдает этим никакого особенного секрета — ведь вполне естественно, что французы интересуются состоянием крупнейшей во всем Карибском море эскадры.
— А я ведь прекрасно помню старого Тома, — говорил тем временем Ибервиль.
— Ведь это именно он потопил мою посудину у испанского берега Эспаньолы. Он дал нам шлюпку и велел убираться к дьяволу — ну, мы и убрались… прямо к испанцам в лапы. Ты еще нас потом выкупбл. Вот после этого инцидента я и подался от греха на государственную службу…
— Ну, зато теперь вы с испанцами союзники, — поддел я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50