В перечнях-заказах в адрес какой-то мелкой фирмы в Виргинии издания Библии и всякие религиозные брошюрки. Среди богословских названий попадались непонятные обозначения.
— «ТМ-31-210, ТМ-3100-1, М-5-31», похоже на библиотечный шифр, только такого я никогда не видала, — сказала Сара, рассматривая загадочные знаки. — Надо полагать, это тоже книги, потому что стоят в списке литературы.
— Может, это просто код фирмы? — предположил Филип. Сара покачала головой, в раздумье покусывая губу.
— Не знаю… Как будто что-то знакомое, никак не могу вспомнить…
— Ладно, бог с ним! Тут и еще кое-что есть. В списках оказались данные посерьезней. Это были распорядки мероприятий на четыре дня недели. Так как листки были отпечатаны ротаторным способом, легко предположить, что такой план един и что подобные вручались деятелями «Десятого крестового» каждому новичку. День начинался в пять утра с побудки и утренней молитвы в месте, именуемом «Алтарь свободы», потом следовал «паек», за ним — первое из семи «учебных занятий», которые заполняли весь день. По вторникам основной темой утренних занятий было «духовное наставление», дневных — «Христос и Америка» В среду религиозный инструктаж уступал место политическому. В этот день шли индивидуальные занятия по следующему плану: 1. Должны ли христиане подчиняться государственным законам. 2. Свобода и смерть. 3. Угроза свободе. 4. Закон божий. 5. Принципы господней власти. 6. Сатана и коммунизм. 7. Священная борьба. По пятницам и субботам распорядок, аналогичный среде: политические занятия плюс беседы: «Как спасти мир от развратителей малолетних, от порнографии, от распоясавшихся гомосексуалистов». Филип читал, и ему становилось не по себе.
— Господи! — вырвалось у него. — Не может быть, чтоб это всерьез…
— Какие уж тут шутки! — отозвалась Сара. — Страшнее то, что после недельного пребывания в эдаком баррингтонском местечке новички начинают как попугаи, слово в слово, повторять весь этот бред. Газеты писали об одном двадцатитрехлетнем студенте Йельского университета, стипендиате Родса. Всего пару недель обработки в Территаунском центре, и он отправился на улицу торговать цветами, денежки секте собирать. Сун Мюнь Муну!
— Их же ненависти учат! — воскликнул Филип. Осталось штук двадцать использованных кредитных талонов на бензин, на каждом штамп «XXI век». Кроме того, штук пятнадцать желтых продолговатых листочков — отпечатанные на телепринтере копии. Они-то и привлекли внимание Филипа.
На шести штамп — НСС РИНОНЕВ, на девяти — КРУУЭСТ/ЭСПКОЛ. Каждый раз перед текстом — две буквы, однозначный номер, а за ними и вовсе странный набор букв.
— «Рино, Невада», — отгадал Филип первое сокращение. — Вы, кажется, говорили, кто-то из людей Карстерса орудует в Неваде?
— Сэм Келлер. Его научно-консультативный центр «Орел-один» как раз находится в Рино.
— Интересно, что же такое НСС? — размышлял Филип. — На «Орел-один» вроде не похоже…
— Ну а КРУУЭСТ/ЭСПКОЛ что значит?
— Я думаю, это «Крусейд-Уэст, Эспен, Колорадо», — предположил Филип. — Думается, это та остановка, на которой мне сходить.
— В каком смысле?
Филип закурил очередную, бог весть уже какую сигарету.
— Я ищу Хезер. Мне незачем углубляться в изучение деятельности «Десятого крестового». Сначала дорога привела меня в Баррингтон, но ясно, что Хезер давно оттуда увезли. Видно, на время ей удалось улизнуть из Баррингтонского монастыря, она успела позвонить в Торонто, съездить в Вашингтон к отцу и навестить меня в Нью-Йорке. — Он вытянул один из кредитных талонов на бензин. — Может, выдрала такой талончик, воспользовалась, — задумчиво произнес он. — Как бы там ни было, а в Баррингтоне пусто, значит, ее отправили в другое место. Если то, что вы рассказываете, верно, ее должны упрятать как можно дальше от родных мест. Большинство телексов из Эспена, туда я и отправлюсь. Если решите, что тут вам нечего делать, может, махнем вместе? — по-дружески предложил он. Сара потерла лоб, зевнула.
— Посмотрим. Отложим до завтра.
— Намек понял! — с улыбкой сказал Филип. Он встал, с хрустом расправив суставы, пошел к двери. Подойдя, оглянулся.
— Спокойной ночи! Сара улыбнулась.
— Спокойной ночи, мистер Керкленд! Спасибо за такой увлекательный вечер.
— Лучше просто Филип… Это вам спасибо.
— Спокойной ночи, мистер Керкленд! — повторила Сара.
Филип скривился и вышел, захлопнув за собой дверь. Вздохнул, отправился к себе в номер по соседству. Разделся, рухнул на постель. Но сон почему-то не шел.
Постель казалась слишком мягкой, он лежал, уставившись в ребристый пластиковый потолок. В голове роились события дня. Филип все пытался отобрать из шелухи стоящие детали и вскоре уперся в вопрос: с какой стати, собственно, он за все это взялся? Четвертый десяток, давно пора образумиться. Еще лет пятнадцать назад — в самый бы раз строить баррикады с разными хиппи и йиппи или фотоизощряться по колено в воде средь рисовых полей Вьетнама. Теперь уж годы не те! Вновь и вновь Филип спрашивал себя: что ему Хезер? Отчего до сих пор не стала безразлична, почему все кажется, что она так много для него значит? Ничего путного ответить себе он не смог и, уже погружаясь наконец в свой одинокий сон, почему-то подумал — не пытается ли он, устремляясь на поиски Хезер, поймать что-то утраченное в самом себе?
Ему снилось прошлое и тысячу раз являлся разноликий образ Хезер: фрагменты жизни в Париже, шум толпы в парижском метро, отсыревшие стены домов в зимний день, магазинчики на улице Риволи и их безумная с Хезер любовь. Картины мелькали, чередовались. Филип ворочался, метался по постели, ему снилась Хезер, возникшая несколько дней назад:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83