И все же мне тяжело. Вот пред твоим звонком я перечитывал ее письма ко мне. Их целых два десятка. Они как огонек в печи, как фитилек освещают душу. Это великая женщина.
— А вы, Лукич, не преувеличиваете? Может наш друг-писатель и прав: ничего в ней необыкновенного нет — и глаза обычные, и фигура, как у тысяч других, да и ум-то, и эрудиция не блещут. Да и характер.. Фактически она предала вас, бросилась на первого встречного, увидав его толстый кошелек. Так же? Он поманил ее своим меховым магазином. Шубу обещал. Променяла легендарного человека на обыкновенного торгаша.
— Нет, Игорек, ты не прав. У нее были для этого веские основания. Она женщина…
— И только. Заурядная женщина, — перебил он меня.
— Нет и еще раз нет. На предательство она не способна. Она — эталон порядочности и чести. Ее надо знать, прежде чем говорить о ней. И не всякому дано познать ее. А я ее знаю, ее душу, ее ум. Она истинно верующая. А такие — благодарны. Кстати, ты телефон этого бизнесмена имеешь? Дай мне на всякий случай.
— У меня его визитная карточка в мастерской. Я вам позвоню. А вас, Лукич, от себя и от имени ваших друзей прошу спокойно отнестись к бегству Ларисы. Взвесьте все хладнокровно. Бывают и не такие потери, бывают трагедии, удары судьбы и посерьезней. Не все потеряно и для вас, жизнь продолжается. Вам еще долго жить, и вы еще встретите женщину, не озабоченную поисками производителя, женщину постарше и постабильней Ларисы — этой самовлюбленной девчонки, которую вы вознесли на пьедестал.
У меня не было ни желания ни сил возражать ему, на меня обрушилась апатия и усталость. Проводив его до прихожей, я сказал:
— Спасибо, Игорек. Не исчезай и почаще позванивай. И телефон сообщи мне.
Медленно тянулись дни. Я редко выходил из дома, только в магазин за продуктами. Я все ждал известий от Ларисы. Ююкин сообщил мне телефон бизнесмена по фамилии Денисов. Но практически он не был мне нужен. Кому звонить, зачем? Что я скажу своему сопернику? Друзья не забывали меня, заходили, утешали в духе Ююкина. Но я оставался при своем мнении: я по-прежнему, а быть может еще сильней, любил Ларису. Я признавал свою вину перед ней. Почему я позволил себе дать волю чувствам и не погасил любовь в самом начале, а дал разгореться пламенем? На что я надеялся, что я мог ей предложить? Я пытался мысленно представить Ларису в объятии этого «торгаша», и сердце мое сжималось от нестерпимой ревности. Иногда я подходил к ее портрету работы Ююкина, висящему на стене в гостиной рядом с моим, впивался в него печальным взглядом и вслух говорил: «Родная моя девочка, как ты там? Довольна судьбой? Тебя не обижают? Ну, и слава Богу».
И вдруг я заметил в ее миндальных глазах бездонную тоску чего прежде не замечал. Что-то умоляющее было в ее застывшем взгляде, что я не мог дольше смотреть и отвел глаза. Мне хотелось крикнуть: «Ну что же ты молчишь, любимая! Ну издай звонок, скажи хоть одно слово, только одно. Я жажду слышать твой необычный голос, высокий и густой».
Телефонные звонки были, странные звонки, безголосые. Никто не отзывался на мое «Я слушаю». На другом конце клали трубку. Так было и в первые недели после исчезновения Ларисы, и через месяц, и через полгода. Я догадывался: это она звонит. У меня не было на нее никакой обиды и претензий к ней. Во всем я винил себя и свой мужской эгоизм. Постепенно я свыкся с невозвратимой утратой. Начал продолжать работу над книгой воспоминаний, посвященной Ларисе и нашей Любви. Я по-прежнему люблю ее и буду любить вечно, потому что она открыла в душе моей какой-то новый с юности желанный мир, зажгла в нем огонь, который не в силах потушить никаким пожарным.
Однажды, глядя на ее портрет, я как бы услышал ее голос — просьбу: позвони мне. И я решился набрать номер телефона господина Бориса Ильича. Ответил женский голос, очевидно секретарша. Я спросил, как мне связаться с Ларисой Малининой?
— Представьтесь, пожалуйста, — вежливо, но официально попросила секретарша.
— Я ее знакомый.
— У вас, очевидно, есть имя и фамилия, — съязвила она.
Да, разумеется, есть. Егор Лукич Богородский.
— Будьте любезны, оставьте свой телефон. Я передам о вас Ларисе Павловне.
— Она знает мой телефон.
— Хорошо. До свидания.
Прошел еще месяц после этого разговора. Лариса не позвонила. У меня появлялась мысль позвонить в Тверь, поговорить с Павлом Федоровичем. Но я отверг ее и уехал на дачу, отпустив за полгода бороду и усы. У меня пропал аппетит и я заметно похудел. И, как сказал Виталий Воронин, осунулся и превратился в бомжа. Да, я перестал следить за собой. На женщин не обращал внимания, в обществе не появлялся. Даже к друзьям не заходил. Так продолжалось около года.
На меня нашла бессонница. В котором бы часу я не ложился в постель, — в десять или в двенадцать, все равно я не мог уснуть до трех — четырех часов. Я думал о ней, иногда пытался избавиться от этих дум, но мне это не удавалось, они атаковали меня со всех сторон, всплывали воспоминания трогательными эпизодами. Помню, однажды она сказала мне, что я открыл в ней женщину, что до меня она не знала радости взаимоотношения полов. Засыпая, я жаждал увидеть ее во сне. Но тщетно: мне снилась всякая несуразица, чертовщина, но только не Лариса. Сон мой был не глубокий, какая-то полудрема. Я ворочался с боку на бок, иногда вставал, ходил по квартире, как неприкаянный и лишь под утро засыпал.
Однажды ночью в полудреме я очень четко, явственно слышал ее голос: «Егор!» она позвала меня. Казалось она была где-то рядом, в соседней комнате. Меня словно током пронзило. Я включил ночник, встал и вышел в гостиную, откуда, как мне казалось, раздался ее голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80