Теперь взгляд Тани был сосредоточен всецело на нем. А он строго и не спеша осмотрел зал и, как показалось Тане, заметил ее и, открыв заседание, зачитал обвинительное заключение четкий хорошо натренированным голосом, в котором слышалось твердое убеждение в доказанности вины подсудимых. Как и на следствии, Полозов не признал себя виновным в совершении взрыва в квартире Андреевой с целью преднамеренного убийства. Правда, здесь он не стал отрицать, что встречался с Соколовым и Андреевой в ее квартире, но с единственной целью: предупредить Соколова и Андрееву, чтобы они прекратили преследование Наташи.
— Соколов склонял мою невесту Наташу к сожительству, — говорил суду Макс. — А его любовница Андреева знала об этом и из ревности всячески третировала и травила Наташу, подбивала Соколова уволить ее с работы.
— Вам передавала ключи от квартиры Андреевой подсудимая Голопупенко? — спокойно спросил Силин.
— Нет, — твердо и самоуверенно ответил Макс.
— Подсудимая Голопупенко, на следствии вы заявили, что передали ключи от квартиры Андреевой подсудимому Полозову. Вы подтверждаете свои показания? — спросил Силин.
— Нет, — тихо ответила Наташа, потупив взгляд.
— Значит ли это, что на следствии вы давали ложные показания, попросту говоря — лгали? Или вы лжете сейчас, выгораживая подсудимого Полозова? — чеканно спросил Силин. Он предвидел такой поворот: это был довольно распространенный метод в судебной практике, когда обвиняемый или свидетель отказывались от своих показаний, данных на предварительном следствии. Он даже предугадывал ее ответ, и был прав. Подсудимая, все так же потупив взгляд, сказала:
— Это следователь все сочинил и дал мне подписать.
— И вы подписали. Значит, вы были согласны с тем, что подписывали?
— Я не читала, я просто расписалась, — после некоторой паузы ответила Голопупенко.
Силин не сомневался, что подсудимая лжет, что на следствии она говорила правду, а теперь меняет свои показания по подсказке или под угрозой, переданной ей через адвоката. Он спросил:
— Вы знали, что Полозов встречался с Соколовым и Андреевой на ее квартире?
Видно, вопрос этот застал Наташу врасплох. Она растерянно переглянулась с Максом и не знала, что сказать. Силин напомнил:
— Подсудимая Голопупенко, вы поняли мой вопрос? Отвечайте.
— Он мне что-то говорил… Я не помню, — запинаясь, произнесла Наташа.
— Полозов по вашей просьбе встречался с Андреевой и Соколовым?
И снова после длительной паузы тягуче ответила Наташа:
— Ну, я говорила… мы с Максом разговаривали…
— О чем разговаривали?
— Ну, что Соколов пристает ко мне. — Это у нее сорвалось непродуманно.
Быстрый вопрос Силина:
— Вы сожительствовали с Соколовым?
— Ну, было… В самом начале… До Андреевой.
— Вы ревновали к Андреевой?
— Я ее ненавидела, — опять сорвалось у Наташи.
— И решили отомстить ей и ее любовнику Соколову?
— Макс хотел… припугнуть…
— И попросил у вас ключи от квартиры Андреевой?
— Никаких ключей я ему не давала, и он не просил у меня. У меня их и не было. Откуда?
Похоже, она опомнилась и брала себя в руки.
— Вы знали, каким образом Полозов хотел припугнуть, как вы выразились, Соколова и Андрееву?
— Поговорить с ними.
— То есть, пригрозить?
— Ну, я не знаю.
Задав еще несколько вопросов подсудимым, Силин предоставил слово обвинению и защите.
Таня рассеянно слушала прокурора и адвоката: она думала о Евгении, о том, как подло он изменял ей и с Наташей и с Любой. «Почему? Чем я хуже их, в чем их превосходство?» — мысленно спрашивала она себя и не находила ответа, а втайне думала: неужто все дело в постели? в сексе? И в эти ее размышления врывались жесткие слова прокурора, убедительно доказывающие факт преднамеренного убийства, и требующего высшей меры наказания для Максима Полозова и пяти лет лишения свободы для соучастницы преступления Голопупенко. Прокурор высказывал подозрение, что Полозов принадлежит к преступной группе террористов, имена которых он отказывается назвать и тем самым усугубляет тяжесть своего преступления, что влечет за собой высшую меру наказания. Он как бы подсказывает обвиняемому: назови своих соучастников, и суд учтет это при определении приговора. Прокурор считал абсолютно доказанным, что Голопупенко выкрала у Андреевой ключи и передала их Полозову. Она знала, что ключи эти будут использованы в преступных целях, уж если и не для террористического акта, то для ограбления. Перед судом она неискренна и лжива, и своей преднамеренной ложью она пытается выгородить подсудимого Полозова, совершившего тягчайшее преступление. И в этом ее главная вина.
Последние слова прокурора всколыхнули что-то в сознании Наташи, перевернули события и факты с головы на ноги. До нее дошло, что главное ее преступление не в том, что она выкрала ключи и передала их Полозову, совсем не думая, зачем они ему нужны. Главное же ее преступление заключается во лжи, в отказе от показания, данного на следствии. И за это ей сулят пять лет за колючей проволокой. И сердце ее запротестовало: «Нет! Нет, только не это!» И она уже не смогла сдерживать себя, обратив взгляд на судей, она в истерике воскликнула:
— Нет! Я хочу сказать правду! Дайте мне слово.
Зал затаил дыхание. Силин спокойно сказал:
— Говорите.
— Я лгала тут в суде. Это насчет ключей. А следователю я говорила правду и подписала. Я взяла у Андреевой ключи и передала Максу. Он у меня попросил. Я не знала, зачем нужны ему ключи.
И всю антипатию, которую питала к Наташе Таня, как ветром сдуло. Чуткое сердце ее отличало правду от лжи, внутренне она негодовала, слушая ложь, она жаждала правды, и вот эта девчонка, испуганная, загнанная в угол лгунья, нашла в себе мужество сказать правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62