Домой мы с Каюмовой возвращались едва ли не в приподнятом настроении.— Весело живем последние дни! — рассуждала она, нахально и весело нажевывая «Орбит». — Я, например, чувствую себя смертником, которому за сутки до казни выдали миллион долларов и разрешили творить что угодно… Господи, в этом даже есть какой-то кайф! Теперь-то я понимаю все эти фильмы про раковых больных и спидоносцев.— Да, — вторила я тихим эхом и со светлой тоской думала о том, что так и не сходила ни во МХАТ, ни в Большой.В конце концов довольно абстрактные «предсмертные» мечты и фантазии Каюмовой вылились во вполне конкретную бутылку «Финляндии» и батон колбасы с оливками.Со всем этим богатством мы заявились домой и опрометчиво направились к холодильнику. И тут нас заметила соседка — не та, что слушала «Кармен-сюиту» и нудила насчет морального облика, а та, что заступалась за Наталью.— О! — обрадовалась она, с вожделением глядя на нашу «Финляндию». — У вас праздник, девочки? Вас поздравить можно?— Сейчас на хвост упадет, — жлобски прошептала я.Но Наташка неожиданно решила проявить великодушие. Видимо, состояние смертника перед казнью оказывало на ее душу облагораживающее воздействие.— А, тетя Паша, пойдемте с нами. — Она махнула рукой. — Гулять так гулять! Только у нас бардак, вы уж не обращайте внимания.— Да что вы, что вы! — засуетилась тетя Паша. — Можно подумать, у меня порядок. Я все понимаю, дело молодое… А если хотите, можно, кстати, пойти и ко мне? У меня и огурчики есть, и капустка…Мы, понятное дело, согласились. Переоделись в домашнее, охладили-таки водочку, захватили каюмовские сигареты и отправились в гости в соседнюю комнату.Тетя Паша уже собирала на стол. На белой скатерти стояли тарелки с маринованными помидорками, солеными огурчиками в мелких аппетитных пупырышках и аккуратно нарезанным хлебом. Для тихой алкоголички каюмовская соседка с удивительным тщанием вела домашнее хозяйство. Даже телевизор у нее был — старенький, черно-белый, накрытый льняной салфеткой.Первую стопку мы выпили под выпуск новостей, вторую — под передачу «Позвоните Кузе», а третью — под «Коммерческий калейдоскоп». Перед тем как положить в свою тарелку новую порцию капусты, Наталья в очередной раз щелкнула переключателем программ. На экране возник спортивный комментатор, вещающий об успехах нашей баскетбольной сборной.— Теть Паш, чего вы программу себе не купите? — Каюмова с досадой принялась щелкать переключателем. — Я-то понятно, у меня телевизора нет…— А у меня лишних денег нет! — отозвалась та.— Так давайте у Крысы украдем, у нее вон каждый день какая-нибудь газетка в ящике торчит! А сегодня пятница как раз. Поди, есть там программа?Меня в особенности местного диалекта не посвящали, но почему-то и так было ясно, что Крыса — вероятно, соседка, любительница классической музыки.Ярая противница воровства, на этот раз я тоже сочла разумным растрясти Крысу.На дело мы пошли вдвоем. Поковырялись в ящике шпилькой, подцепили газету сквозь одну из трех круглых дырочек. Медленно и неумолимо она поползла к верхней прорези.— Оп-пля! — крикнула Наталья, хватая ее за угол. Прислушалась к шагам на лестнице и завопила совсем уж жизнерадостно:— Ну что, подлые убийцы! Идите, убейте нас! Мы вас больше не боимся!В комнату мы вернулись маршевым шагом, с победным видом положили добытую прессу на стол перед тетей Пашей.— А ведь есть программа! — Она радостно всплеснула руками, аккуратно отодвинула тарелочки, разложила газету во всю ширь. Наталья в это время сдвигала стопки, чтобы не тянуться с бутылкой через весь стол.— Та-ак… «Улица Сезам»… «Ключи от форта Бай-яр»;.. — бормотала тетя Паша, водя подрагивающим пальцем по строчкам. — Здесь тоже ничего интересного… Ой, девки, вы только почитайте, что творится! И совсем ведь рядом с нами!— Чего? — лениво поинтересовалась Каюмова, уже успевшая наполнить две из трех емкостей. Я же просто привстала со стула, наклонилась вперед — и окаменела…Рядом с программой, под рубрикой «Срочно в номер» была напечатана фотография двух молодых мужчин. Двух МЕРТВЫХ молодых мужчин с практически отделенными от тела головами. Перекошенные судорогой лица, распахнутые непонимающие глаза. И короткая заметка, набранная жирным шрифтом:«Вчера вечером в подъезде дома по улице Николо-ямская были обнаружены сразу два трупа. Убитые — бармен кафе „Лилия“ Болдырев Вячеслав Олегович, 1973 года рождения, и служащий автосервиса Митрошкин Алексей Валерьевич, 1970 года рождения…»Ноги у меня подкосились, в глазах потемнело. Последнее, о чем я успела подумать, была смешная Лехина фамилия — Митрошкин.Потом испуганно ахнула тетя Паша. Моя судорожно сжимающаяся рука потащила за собой скатерть, и, стремительно переворачиваясь, надо мной мелькнуло абсолютно белое лицо Каюмовой. Похоже, ей больше не хотелось кричать:«Идите, убейте нас! Мы вас не боимся!»Голова тяжелая, как эмалированное ведро с водой. Глаза ломит. Руки и ноги мелко подрагивают, как оторванные лапки паучка-"косиножки". Правую щеку больно колет. Разлепляю веки, слегка поворачиваю голову — осколок тети Пашиной тарелки… Сейчас, конечно, не до стыда, но все равно как-то неловко. Всю жизнь считала, что в обморок падают либо истерички, либо симулянтки. Причем именно последние норовят сделать это как можно эффектнее: рухнуть прямо на руки к мужчине, красиво разметать в падении волосы или на худой конец перебить гору чужой посуды.— Девочка, тебе лучше? — заботливо спрашивает тетя Паша. Лицо у нее встревоженное, изо рта весьма ощутимо тянет водкой.Где-то позади тихой чайкой стонет Каюмова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115