- спросил Рябинин.
- Не представляю вас собирающим значки, спичечные наклейки или бутылочные этикетки...
- А серьезного увлечения вы не представляете? - улыбнулся Рябинин, говоря уже не о себе.
- Уж не ищете ли вы смысл жизни? - улыбнулся и прокурор.
- Ищу, - неожиданно для себя и чуть с вызовом признался следователь.
- Ну, это не хобби, - посерьезнел Беспалов, заметив, что его подчиненный заметно покраснел.
- Да, это не хобби.
Юрий Артемьевич на секунду задержал его руку в своей: хотел сказать, или спросить, или хотел поспорить... Но они уже прошли коридор и были у выхода.
То зимнее небо, которое, спасаясь от солнца, опустилось на землю, теперь опустилось и на Рябинина. Липким холодом оно коснулось лица, но больше всего ему подошли стекла очков, которые сразу побелели от незримых капель, словно кто-то шел рядом и бесшумно работал распылителем. Идти пешком сразу расхотелось - только очки будешь протирать. Рябинин шагнул в троллейбус, который по воде подкатил с шипением...
Лида была дома. Она пролетела мимо, коснувшись губами его щеки, и понеслась на кухню - видимо, только что пришла и готовила еду. Там уже что-то шипело.
Рябинин быстренько разделся до трусов и приоткрыл дверь на балкон. Одна из тех мыслей, которые потоком бегут в нашем сознании и пропадают невесть куда, вдруг попыталась остановиться. Но с балкона ринулся холодный воздух частичка зимнего неба, и Рябинин взял гантели. Тело, просидевшее день неподвижно, теперь наслаждалось работой; оно уже перестало чувствовать холод и порозовело. Но был еще резиновый жгут, который то щелкал по спине, опадая, то дрожал, растягиваясь на вытянутых руках.
- Кушать подано! - донеслось из кухни.
Рябинин трусцой пробежал в ванную. Телу предстоял еще один праздник горячая вода. И тело праздновало вместе с душой, потому что, как известно, душа человека обитает в его же собственном теле...
Лида сидела за столом в своем любимом халате - зеленом, линялом, из мягкой фланели. Волосы, брошенные свободно, как им бросилось, закрывали всю спину и плечи. Казалось, Лида выглядывает из шалашика.
- А ведь я догадался, почему ты любишь этот халат, - сообщил он, приглаживая мокрый затылок.
- Почему же?
- Зеленое идет к твоим волосам. Ты, наверное, даже в авторучку набираешь зеленые чернила.
- А я догадалась, почему все тебя считают умным.
- Ну и почему? - теперь спросил он, зная, что его сейчас подденут.
- Ты очень долго думаешь. Этот халат пора уже выбрасывать.
- Кстати, долго думать - достоинство. Долгодумов значительно меньше, чем быстродумов.
Лида положила ему салат. Рябинин поддел бледный листик и вздохнул:
- Никто меня умным и не считает.
- И даже сам?
- Сам тем более.
- Отчего ж такое самоуничижение?
- Причин много...
- Например?
- Сегодня мне загадали загадку, а я не смог отгадать.
- Возьми отсрочку, - профессионально посоветовала Лида, которая благодаря его стараниям сносно разбиралась в уголовном процессе.
Рябинин улыбнулся, представляя загадку в процессуальном документе.
- Два раза вызывал одного свидетеля, и он все приходил навеселе. Пригрозил, что отправлю в вытрезвитель. Наконец явился трезвый, дал показания, подписал протокол и говорит: "Товарищ следователь, все вы спрашиваете... А если я вас спрошу?" Пожалуйста, отвечаю. Думал его интересует дело. А он решил проверить мои умственные способности. "Отгадайте загадку: висит груша - нельзя скушать".
- Как же ты не отгадал? Ведь лампочка!
У Лиды загорелись глаза. Она перестала есть и выпрямилась, забросив волосы назад, подальше с покатых плеч. Перед ним сидела девочка, готовая отгадывать загадки, прыгать через скакалочку и бегать взапуски. Наивная девочка, которой уже за тридцать. Которая полагает, что в прокуратуре загадывают детские загадки про лампочки. Рябинин смотрел на нее, позабыв про салат, и давил радость, которая показалась бы ей беспричинной и от которой он получал наслаждение, - она, слава богу, никогда не повзрослеет. Да и что такое женщина, как не девочка, которая стала женственной. В нем тоже сидел мальчишка, и Рябинин не знал, как это сказывается на его личности, - себя не видно. Но ему нравились люди, которые не запечатали своей детской души жизненным опытом. Душа не окно, быстро не разгерметизируешь.
- Не лампочка.
- "Висит груша - нельзя скушать" всегда была лампочкой.
- Нет, это тетя Груша повесилась.
Секунды три она смотрела на него приоткрыв рот. Потом засмеялась, и обрадованные волосы опять застелили плечи. Она их вновь отбросила, мгновенно перестав смеяться.
- Дурацкая загадка.
- Как раз для следователя, с трупом.
Рябинин принялся за чай - напиток номер один. Он мог пить его всегда и везде. Мог пить как вино, вместо вина, в веселой компании и уж тем более в одиночестве. Когда Лида на кухне заваривала чай, он из комнаты безошибочно выкрикивал ей сорт. Все хотел завести чайник в прокуратуре, да как-то стеснялся бегать со стаканами. А чай был бы ему полезнее отдыха. В столовском же буфете стоял импортный никелированный агрегат, пофыркивающий и погудывающий, - теперь все пили кофе. Без молока и сахара. Из маленьких чашечек. Смакуя.
- Еще налить? - спросила Лида, чуть тревожа голос: третий стакан.
- Конечно.
Чай для Рябинина был не просто напитком. Как многие городские жители, инстинктивно жаждущие связи с природой, он чувствовал ее даже в чае. Чай и есть частичка природы. Он пах травами, да и сам был обыкновенным сушеным листом. Стакан чая - его нужно пить только из стакана, - поставленный на солнце, солнцем же и вспыхнет, словно эта звезда плеснула в него свою огненную жидкость, потому что чай жил под солнцем и запас бушующего света не на одну заварку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23