Взгляните на меня. Ох; глаза!
Из-под Татьяниной куртки преступно выполз краешек ворованной фотокарточки. Так забудешь, зачем и пришла. Разглядывая картинки на стенах, она увидела над головой у Ветрова: «Список телефонов сотрудников редакции» — крупно, жирно, и сами телефоны, рабочие и домашние, только мелко. Вот сейчас и надо бы просто взять и списать себе в книжку телефон Сергея Левашова…
Ветров закончил рисунок, показал Татьяне.
— Да-да, — невнимательно сказала она, привставая и всматриваясь в список. Жирно набранную фамилию Левашова уже можно было различить, а телефоны — нет, надо еще подойти.
— Хорошо, да ведь хорошо же! — похвалил сам себя художник. — Подарю вам. Только сначала отксерю, — и вышел с портретом.
Татьяна кинулась к списку, стала судорожно запоминать: 1, 9, 6… Трудный номер. Схватила со стола фломастер, не глядя записала номер на ладони и, сжав кулак, как будто уносила ворованное, пулей понеслась по коридору мимо левашовского кабинета, мимо вахтерши — вон из редакции.
Гудя и каркая, в окруженной сеткой шахте полз старый лифт. Татьяна пешком спустилась на один этаж, села на подоконник и начала перетряхивать сумочку. Записная книжка нашлась сразу, а ручка куда-то запропастилась. Номер нужно было переписать сейчас же: она уже начала сомневаться в своей торопливой мазне на ладони: то ли 37, то ли 91… A у Ветрова была и ручка, и бумаги пуды. Зачем сорвалась, от кого убегала?.. Татьяна поняла, что ей ужасно не хотелось бы встретиться с Викиным Сергеем. Она чувствовала себя преступницей, вот в чем дело! Легкий отворот, конечно, не черный, но…
Наверху хлопнула дверь, и унылым голосом аукнулся маленький Пушкин:
— Таня! Татьяна!
— Кого потерял, Львович? — Это Викин толстый муж — легок на помине — с грохотом вышел из лифта.
Тросы в лифтовой шахте так и заходили ходуном.
— Ах, Михалыч, как не быть в печали? От меня только что упорхнула муза! Такая девушка! Сильфида!
Редакционные Сергеи, видно, называли друг друга по отчеству, чтобы не путать.
Последовало непонятное для Татьяны молчание — и голос Викиного Сергея:
— Да это же Татьяна! Отличный портрет, Львович!
— Ты ее знаешь! — голосом трагичным и радостным отметил Ветров. — И ты меня поймешь! Пойдем ко мне, Михалыч, выпьем!
А сильфида переписала телефон в книжку огрызком карандаша для бровей, вышла из здания редакции, продралась через толпу митингующих пенсионеров и, выбрав из горсти мелочи телефонный жетончик, стала искать будку.
Это был, девочки, только один день в ее многотрудном восхождении на ту гору, с которой она скатилась непонятно по какому велению судьбы. И день еще не кончился.
КТО-ТО КОЕ-ГДЕ У НАС ПОРОЙ
Для ведения активной важной игры требуются свои люди в ставке противника.
Свои люди могут быть как внедрены (возможно, после предварительной вербовки) в нужную группу, так и завербованы из ее членов.
Р. РОНИН. Своя разведка

Есаул. Днем раньше. 25 ноября
Ресторанчик «Последний дюйм» на тридцать втором километре Краснохолмского шоссе пользовался репутацией самого спокойного заведения в округе. Обилие иномарок на стоянке указывало на то, что это и недешевое заведение, поэтому шоферы-дальнобойщики и садовоогородная братия на «Москвичах» и «Жигулях» проскакивали мимо «Последнего дюйма», не останавливаясь.
А тех, кого не отпугивала дороговизна, ждали молниеносное обслуживание, отличная кухня и не вполне осознанная нервотрепка.
Утолив первый голод и оглядевшись, случайный клиент замечал, что компании за соседними столиками как будто подобраны специально: два-три молодых «быка»-телохранителя, хозяин среднего возраста, часто с болезненными отеками под глазами, иногда женщины, которые нетвердо знали имена кавалеров и быстро напивались. Такое единообразие смутно беспокоило чужака, к тому же телохранители контролировали каждое его движение, а есть под взглядами десятка пар глаз — не самое большое удовольствие. Перекидав в себя содержимое тарелок, клиент спешил расплатиться и уйти.
Едва ли он догадывался, что избежал, может быть, самой большой опасности в своей жизни. «Последний дюйм» был нейтральной территорией, где собирались для переговоров и увеселений авторитеты сразу нескольких преступных группировок. Обычной ресторанной уголовщины там не приключалось, поскольку свято чтился закон: волк у своего логова не охотится. Однако, например, залетного коммерсанта, заряжавшего фотоаппарат и сверкнувшего вспышкой в каком-то не том направлении, на всякий случай зарыли вместе с машиной в песчаном карьере.
В тот же день и примерно в то же время, когда Татьяна, веря и не веря, вела телефонные переговоры с ведуньей, в «Последнем дюйме» сидели двое мужчин, мелькнувших в ее жизни ненадолго и запомнившихся навсегда.
Подстреленный Змеем громила мял в руке теннисный мячик, разрабатывая раненую руку, а его хозяин Есаул что-то увлеченно писал на бумажной салфетке. Если бы кто-то из многочисленных поклонников сочинителя Кадышева заглянул ему через плечо, он решил бы, что встретил еще одного читателя-фаната: сверяясь с пометками в записной книжке. Есаул выписывал названия и тиражи книг о Морском Змее.
Обед еще не заказывали. Ждали наводчицу.
— Двенадцать романов, — закончил свои подсчеты Есаул, — средний тираж берем два миллиона, оптовая цена за мягкую обложку — рублей десять, за переплет — пятнадцать, в среднем возьмем двенадцать. Двенадцать романов на два и еще раз на двенадцать — двести восемьдесят восемь миллионов «деревянных», из которых он имеет процентов двадцать. Итого наш старичок стоит, около двух миллионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107