— Вот ваши бумаги из клуба «Семь ангелов». Фото я взял себе на память и два бакса за труды.
— Что вы скажете, мистер Фесдей, насчет десяти тысяч долларов?
— Рад вас видеть!
Эйприл от удивления открыла рот.
— Тогда мы в состоянии заняться этим делом вместе, — заявил граф, не обращая на нее внимания.
— Только, если все будет в рамках закона.
— Здесь все в порядке. Я действительно владелец картины. Конечно, вместе с несчастным Низой... — Он заметил недоверчивое выражение на лице Фесдея. — Вы не верите мне, мистер Фесдей? Тогда я вам все расскажу.
— Хорошо, — согласился Фесдей. — Я слушаю вас.
Глава 17
Пятница, 24 декабря, 8.45 вечера
Рашке достал из кармана длинную сигару, тщательно отрезал ножичком конец и сунул ее в рот.
— У вас есть спички? — спросил он.
Некоторое время они молча курили. Фесдей ждал, наблюдая за ним.
— Вы знаете что-нибудь о картине? — неожиданно спросил Рашке.
— Немного.
— Это не так важно. Надеюсь; вы слышали о великом Веласкесе?
Фесдей кивнул головой.
— Испанец, вроде Низы.
Фесдей задумался. Кто же еще говорил недавно о Веласкесе? И вспомнил. Люсьен Прайор упоминал это имя сегодня утром.
— Так вот, мистер Фесдей, достаточно сказать, что приключения начались в Испании десять лет назад во время гражданской войны.
— Я не хочу еще раз выслушивать эту печальную историю, — сказала Эйприл и встала со скамейки. — Я пойду покурю в машине.
— Сидите, — удержал ее Фесдей. — Незачем вам курить. Табак задерживает ваш рост.
Она пожала плечами и села.
— Говори, Эмиль.
— Сразу же после капитуляции правительственных войск к моему бедному другу Низе пришел один виноторговец. Имя его не имеет значения. Вы, видимо, не знаете, что профессор Абрахам Низа был критиком и директором Музея Прадо в Мадриде. Этот торговец сделал удивительное открытие. Рядом с его домом разбомбили дом. Вся семья, жившая там, погибла. В развалинах дома торговец нашел картину. Она была вмурована в стену, и о ней, очевидно, забыли. Стена обрушилась, но картина осталась цела. Торговец не разбирался в картинах и при нес ее Низе. А тот сразу понял, что это такое. Это была картина, написанная Диего Родригесом де Сильва Веласкесом «Дурак из Корна».
— Да, все называют ее просто «Дурак», — пробормотал Фесдей.
— Для Испании Веласкес то же, что и Рембрандт для Голландии, — продолжал Рашке. — Конечно, Низа был потрясен. Новый, неожиданный Веласкес. Но в то же время он был озадачен. Ведь эта же картина хранилась в музее под номером 1099. Картины были практически одинаковы, но Низа заметил определенное отличие. Второй «Дурак», например, был написан более ярко, глубина изображения была резче. И это...
— Он клонит к тому, Макс, что все эти годы в Прадо висела копия, — вставила Эйприл. — Фальшивый Веласкес.
— Это резко сказано, — нерешительно произнёс граф. — Но Низа понял именно так. У Веласкеса был зять Хуан Батиста дель Мазо Мартинес, тоже художник, который специализировался на копиях. Оба они часто пользовались одними и теми же моделями, рисовали в одних и тех же местах. «Дурак» написан между 1651 и 1660 годами и все триста лет хранился в частном собрании картин.
— Это все догадки, — сказал Фесдей. — На этот счет существует мнение известных испанских ученых, мистер Фесдей. Такие вещи случались и раньше. Рассматривая в Берлинской галерее картину...
— Вы переходите к новой истории? — спросил Фесдей.
— Абрахам Низа был человеком, который жил искусством. Его душа, быть может, гордится его героической смертью. Он умер, защищая картину.
— Аминь, — пробормотала Эйприл.
— Ах эта Эйприл! — воскликнул Рашке. — Ну что с ней можно сделать? Так вот, мистер Фесдей, Низа не симпатизировал фалангисгскому правительству. Он не хотел отдавать находку им в руки. Он скрыл картину и десять лет молчал, что «Дурак» в музее Прадо не Веласкеса, а дель Мазо. Несколько месяцев назад он начал беспокоиться и хотел уже объявить о находке. К счастью для Низы, в этот исторический момент появился я, подобно ангелу-хранителю.
— Или подобно волку, который кидается на стадо, — опять вмешалась Эйприл. — Бедный Низа никогда не знал этого.
— Вряд ли кто мог заподозрить, что ты, очаровательная Эйприл, тоже принимала участие в этом деле.
— Давайте говорить по существу, — сказал Фесдей.
— Начало моей деятельности, — продолжал Рашке, — характеризовалось тем, что я имел некоторые сношения с деловыми людьми. Они были в состоянии помочь мне найти богатого человека, который мог бы захотеть иметь в своей коллекции Веласкеса. — Рашке вздохнул. — Бедный Абрахам! Я боялся, что с ним будет плохо, когда он узнает о наших планах. Но что он мог сделать? Даже частное собрание лучше, чем фалангистский режим, убеждал я его.
— Может быть, пропустим все эти мелочи? — прервала его Эйприл. — Я могу рассказать короче. Эмиль и я объединились в Лондоне для одного маленького дела. Пару месяцев мы узнавали о возможных вариантах, а потом предложили «Дураку» нашему общему другу Оливеру Артуру Финчу.
— А когда Финч начал интересоваться искусством? — спросил Фесдей.
— Видите ли, мистер Фесдей, — сказал Рашке, — Финч считается одним из крупнейших в мире собирателе предметов искусства.
— Вы знаете старика, — заметила Эйприл. — Помимо всего прочего — он большой трус. Он боится, что кто-нибудь узнает о секрете его коллекции. Большая ее часть — краденое. Мы получили его согласие...
— Через Гордона Лараби, — продолжил Фесдей.
— Мистер Фесдей, я восхищаюсь вами! — воскликнул Рашке. — Я рад, что имею удовольствие прибегнуть к вашей помощи. Лараби и я провернули много дел на Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38