Короче, мамаша им ультиматум поставила: или работайте, или вон из дома. Еще хахаля своего привела. При нем, значит, все и изложила. Хахаль вроде как свидетель и гарант применения санкций. Ну, он, Санек, положил, конечно, на них с прибором. Взял Лельку и — в поезд. Ничего, они и в Староподольске проживут. Тем более теперь у них свой бизнес. В рюкзаке у него лежали толстенные справочники по медицине. Страницы внутри переплетов были вырезаны. Пустоты заполняли мешочки с маковой соломкой. Этого добра в Николаевской области — косой коси. Чуть не в каждом огороде.
Конечно, везти товар прямо так, почти не скрываясь, опасно.
Николаевские поезда шмонают. Известное дело, с Украины почти вся маковая соломка прет. Но тут дело такое, никогда ничего не угадаешь заранее. Можно презервативы с наркотой в желудке везти, а менты найдут. Если наводка есть, то на мелкие детали тебя разберут, а найдут. А они с Лелькой так, калики переходные. Хвостов за ними никаких нет, стучать на них некому. Почему не надеяться на «авось»? В общем, по пословице: дуракам везет. И повезло. Собаки у погранцов не оказалось. Должно быть, съела чего-нибудь. К тому же Лелька так хлопала глазищами, рассказывая, что везет в рюкзаке учебники. А рюкзак тяжелый и на самом верху. Снять сверху? Конечно, можно снять. При этом чертовка смотрела на лейтенантиков таким ясным взором, словно вопрошала: «Разве такие глаза могут лгать?» Ясное дело, не могут, решили, видимо, погранцы. Короче, рюкзак не тронули. Ну а в этом поезде, на Староподольск, проверок не ожидалось.
Не та ветка.
А хорошо было в Николаеве! Собралась старая тусовка. Коля Приходько и Димка Беленький в море ходят. Люська Демидова деньгами сорила направо и налево.
Сделала карьеру девчонка, выбилась в главные путаны города Николаева. Она и научила Саню разводить ханку <Ханка — так наркоманы называют опий, сваренный на уксусном ангидриде.> кровью. Качественная наркота получается. Сначала Люська своей кровью и разводила. И пускала шприц по кругу. Потом и они с Лелькой научились. Санек тихонько рассмеялся.
— Ты чего там, земеля, во сне, что ли? — послышался внизу голос морячка. Саня затаился.
— Во сне.Во дает мужик, — усмехнулся морячок.
— А ты говоришь, Чечня… — продолжил прерванный разговор один из парней. — Когда бомбить начали, чеченцы совсем озверели. У нас мать учительницей была, тридцать лет в Грозном отработала. Ее весь город знает. Так к ней в дом ворвались. Отца к стенке приставили, под дуло автомата. А с нее цепочку сорвали золотую, отцовский подарок. В соседней комнате мать ее, бабка наша. Она уже два года лежачая. Так и на старуху налетели. Кольцо обручальное срывать стали, чуть палец не отрубили. И кто? Мамашины же ученики. Отец на следующий день от инфаркта умер. От унижения. Не пережил, что женщин своих защитить не смог. А ей на похоронах так и сказали: уезжай, мол, пока жива. Она все бросила — дом, хозяйство, все, что нажито. Бабку на носилках в поезд загружали. Как вспомним, так вздрогнем. Привезли их к себе. А сами к тому времени уже полгода без зарплаты сидели. Бабы наши — сам понимаешь, как обрадовались. Вот и мотаемся «челноками». А что сейчас продашь? После кризиса?
Разве что себя. Едва на жратву хватает да на лекарства. А ты говоришь, Чечня…
— опять забубнил парень.
Санек рассеянно слушал доносившиеся снизу слова. Чуть не в каждом поезде слышал он эти бесконечные разговоры про Чечню, Афган или бандитские разборки. Или про прошлое — как при коммуняках хорошо жилось. Как разговорятся два-три мужика, так пошло-поехало. Смешно… Чего зациклились? Вот он, Санек, свободен.
Саня опять тихонько рассмеялся. На нижней полке грезила в сладком дурмане Лелька.
Стучали колеса, поезд разрезал сгустившуюся темноту.
Глава 5
ВНИЗ, ПОД ГОРКУ
Костик выкатился из театра первым. Его пятилетний организм явно устал от общения с контрабасом, виолончелью и всякими там скрипками. Организм рвался на волю. Лена в панике кинулась за побежавшим вперед сыном:
— Костик, стой, потеряешься!
— Это уж пусть и не мечтает, — пробубнил над ее головой муж, огромный Виктор Галкин.
Уж ему-то, Виктору, достаточно было сделать всего один шаг, чтобы ухватить яркую курточку в толпе выходящих из театра зрителей. Семейство воссоединилось и зашагало по тихой, залитой апрельским солнцем улице. Первый солнечный день после долгой зимы. Крупный мужчина Виктор Галкин, невысокая хрупкая женщина Лена Калинина и пятилетний Костик Станицкий, крепко держащий взрослых за руки и подпрыгивающий между ними неугомонным воздушным шариком.
Такое вот разнокалиберное и разнофамильное семейство.
— Костик, как тебе спектакль? — поинтересовалась Елена.
— Ничего, — равнодушно отозвался Костик, подцепив ботиком льдинку и направляя ее вперед точным движением будущего форварда.
— Что тебе больше всего понравилось, запомнилось? — не отставала мамаша.
— Все, — так же равнодушно откликнулся сын, новым ударом посылая льдинку вперед, к воображаемым воротам противника.
— То есть ничего, — вздохнула Елена. — Ничего не понравилось и не запомнилось.
— Отстань от ребенка, — вступился за мальчика Галкин, пасуя льдинку в сторону Костика.
— Что значит — отстань? Надо воспитывать в человеке чувство прекрасного!
— С чего ты решила, что оно у него отсутствует?
Футбольный матч продолжался. Льдинка, подпрыгивая на осколках уходящей зимы, металась от одного игрока к другому.
— И ведь мы даже не в филармонию пошли, а в детский театр, — не найдясь, что ответить, продолжала гнуть свою линию Елена. — Прекрасный театр, музыкальный. Такие артисты замечательные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84