- С самого начала?
- Да.
И Туманов стал обстоятельно, неспеша стал рассказывать свою удивительную историю. Когда же дошел до последней сцены в купе, вновь часто-часто заморгал, руки пришли в движение, быстро зашарили по коленям, груди, плечам. Смотреть на это было и больно, и страшно. Я хотел было прекратить допрос во избежание новых страшных для Туманова последствий. Но постепенно он успокоился. Спросил:
- У вас, Николай Сергеевич, сигареты не найдется?
Я достал пачку "Петр 1", протянул ему.
- Вот, пожулуйста.
Он долго с интересом рассматривал пачку.
- Какие-то новые. Впрочем, нет, они уже тогда были. Сам-то я курил гаванские сигары. Да, мог себе позволить. А сейчас видите, что со мной стало? - Он впервые печально улыбнулся. - Моральный и физический урод.
- Ничего, со временем, думаю, у вас все будет хорошо. Еще не один фильм снимете.
- Ну, зачем вы так, Николай Сергеевич, - укоризненно проговорил Туманов. - Что вы меня как ребенка утешаете? Я прекрасно осознаю, что впереди меня ждет унылая и безрадостная жизнь калеки.
Он закурил, глубоко затянулся.
- А сигареты совсем даже неплохие. Знаете о чем я, порой, думаю?
- О чем?
- Что зря оттуда вернулся.
- Откуда? - не понял я.
- Из небытия, где пребывал целых четыре года. Там по крайней мере нет ни вопросов, ни проблем. Удивительно, но я совершенно ничего не помню из этих четырех лет. Абсолютно.
Туманов докурил сигарету, затушил окурок в жестяной формочке для выпечки кекса, приспособленной здесь для пепельницы, проговорил:
- Что ж, продолжим?
- Если готовы. А то можем перенести на потом.
- Вполне готов... Можете представить мое состояние, когда вернувшись из ресторана, я обнаружил в купе два трупа? И вдруг услышал за своей спиной саркастический смех и голос: "Ну как тебе, Володя, мизансцена?! Впечатляет?!" Я даже не заметил, как он вошел. Обернулся и увидел его лицо. Сколько мстительного торжества было в нем. Он буквально наслаждался моим горем. Мозг мой пронзила страшная боль и больше я уже ничего не помню. Вот и все.
Я достал протокол допроса свидетеля и стал записывать показания Туманова. Через какое-то время в комнату вошел высокий мужчина в белом халате.
- Здравствуйте! Я лечащий врач Владимира Ильича Козинцев Петр Сергеевич. Извините, но вы скоро закончите беседовать, товарищ следователь?
- Да. А в чем дело?
- Пришли его родители. Ждут. Волнуются. Можете представить их состояние.
- Тогда пусть войдут.
- А можно?
- Можно. Я все равно записываю показания. А Владимир Ильич, в принципе, свободен.
- Большое спасибо! - поблагодарил врач.
Через пару минут в комнату ворвалась пожилая красивая женщина (Туманов был в мать).
- Володенька!! - воскликнула она, бросилась к сыну, обняла, прижалась к груди. - Господи! Какое счастье, что ты вернулся! Я знала, верила, что это случиться! Милый мой сынок! Родной! Единственный! Как же я счастлива!
- Ну, мама, успокойся! Все хорошо. Все будет хорошо, - говорил Туманов. Лицо его было по-прежнему неподвижно. Лишь часто моргал, да по щекам текли слезы.
Следом за женой вошел Туманов старший. Это был седой мужчина крепкого телосложения с простоватым мужественным лицом. Он подошел к сыну, также обнял его и хриплым от волнения голосом сказал:
- Ты молодец, сын! Молодец, что выбрался. Спасибо тебе!
Глядя на них, я почувствовал, как к горлу подступил твердый ком, стало трудно дышать, защипало глаза. Может ли быть прощен тот, кто причинил этим людям столько горя? Нет, ни в настоящем, ни в будущем ему нет прощения. Говорят, что даже таким церковь отпускает грехи. Черт знает что такое! Это какое-то надругательство над сутью жизни.
Вернувшись в прокуратуру, доложил обо всем прокурору.
- Да, дела! - несколько ошарашено проговорил он. - Кто бы мог предположить? Что думаешь делать?
- Надо срочно лететь в Москву.
- Это ты верно решил, - кивнул прокурор. - Иди, выписывай командировку.
Оформил командировку, позвонил Иванову.
- Сергей Иванович, так складываются обстоятельства, что мне нужно срочно лететь в Москву, - сообщил я.
- А что такое?
- Возобновил производством одно уголовное дело, приостановленное четыре года назад. Заговорил бывший подозреваемый, помещенный в свое время в психиатрическую больницу.
- Что за дело?
- Да ты, наверное, о нем слушал. Известный кинорежиссер Туманов в купе поезда якобы убил свою невесту и её случайного любовника, а сам сошел с ума.
- Конечно слышал. Так оно у тебя?
- Да. Этот Туманов такое порассказал, что до сих пор голова идет кругом.
- И что же, если не секрет?
Я кратко пересказал показания Туманова.
- Очень интересно, - задумчиво проговорил Иванов. - Когда собираешься вылетать?
- Завтра утреннем рейсом.
- А когда вернешься?
- Думаю за день обернуться.
- Потом обязательно свяжись со мной.
- Хорошо.
Я купил билет и на следующий день в шесть утра вылетел в Москву.
Глава четвертая: Шилов. Новый "друг".
Ровно в шесть, когда бригадир сказал:
- Шабаш, мужики, кончай это пыльное дело! - я взял заранее приготовленный пакет, в котором находилась бутылка шампанского, и направился в конец зала.
- Ты куда, Рома?! - удивленно спросил Панкратов.
- Да так. Надо мне, - ответил.
- Он как пить-дать к Люське поперся. - громко проговорил Василий и дурацки рассмеялся.
- Правда, Рома? - спросил бригадир.
Я приостановился.
- А чего? Я что, кому должен что ли?
- Вот шалава! - воскликнул Панкратов и тоже рассмеялся. - Перед этой сучкой не один кобель не устоит. Точняк! Казалось такой парень, и того спонталыку сбила. В таком случае, желаю тебе, Рома, успеха!
- Чего?
- Трахни её, говорю, как следует. Не подкачай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95