Этого было вполне достаточно, чтобы перевести Виноградову в рабочий режим. Она рассказала, что в тот же день, когда следственная бригада покинула особняк её бывшего соседа Степаненко, к ней подошел высокий симпатичный мужчина лет тридцати — тридцати пяти и сказал, что если она не хочет разделить участь соседа то обязана сказать то-то и то-то. Она очень испугалась и согласилась. Фактически же приезд Степаненко она видела лишь издалека и может сказать только, что вместе с ним в дом вошли трое мужчин и одна женщина. Вот и все.
Я оформил её показания и мы прошли в криминалистический кабинет и приступили к созданию фоторобота предполагаемого преступника. Когда на экране монитора возникло широкоскулое лицо симптичного блондина с высоким лбом, чуть приплюснутым носом боксера, тонкими губами и несколько массивным квадратным подбородком, Виноградова воскликнула:
— Это он! — и отчего-то вздохнула. Возможно сожалела, что не сказала этому парню о своей инфлюэнце? Возможно. Кто знает. Этих женщин трудно понять.
После ухода Виноградовой я долго размышлял над полученной от неё информацией и никак не мог понять, для чего перступникам нужно было светиться? Для того, чтобы подставить внешнего упраляющего Электродногоо завода? Если так, то чем он им помешал? И потом, они не могли не понимать, что если он не причастен к убийству, то мы это скоро выясним и оставим его в покое? Пока мне их действия были совершенно непонятны.
* * *
На оперативном совещании у Иванова я впервые услышал о целой серии убийств на Электродном заводе и убийстве заместителя Новосибирского транспортного прокурора. Теперь с внешним управляющим завода было не все так однозначно, как прежде. Разберемся.
— Андрей Петрович, — обратился Иванов ко мне, — срочно поезжай в Заельцовскую прокуратуру и забери у них дело об убийстве зампрокурора. Заодно и допросишь Калюжного.
— Его нашли?
— Да. И как сообщил мне Заельцовский прокурор, Калюжный уже успел признаться в убийстве заместителя прокурора.
* * *
Через сорок минут я был в прокуратуре. Прокуора района Семена Семеновича Битова я видел впервые, хотя именно он давал полтора года назад санкцию на мой арест. Это был полноватый мужчина лет пятидесяти с довольно потрепанным жизнью простоватым лицом.
Я представился и сообщил о цели моего визита.
— Да, мне Сергей Иванович звонил, — сказал прокурор. — Что ж, как говорится, баба с возу, кобыле легче.
— За что он ее?
— Да, дурак! Обиделся на бабу за то, что та его постоянно обижала и оскорбляла. Не понимаю я таких мужиков. Выходит, что свою Марью мне давно надо было убить, — пошутил Битов и сам же рассмеялся своей шутке.
— Вы с ним встречались?
— А зачем? И так все ясно.
— Помнится, что со мной вам тоже было все ясно.
Он мне погрозил пальцем и, растягивая рот фальшивой улыбкой, проговорил:
— А вы злопамятный, Андрей Петрович! Нехорошо это. Кто старое помянет, тому глаз вон. Сознаюсь, допустил тогда оплошность, бес попутал. А здесь другой случай. — Он взглянул на часы. — Одну минутку. Я предупрежу Дробышева, а то как бы не ушел домой. — Он снял телефонную трубку, нажал на кнопку прямой связи. — Родион Иванович, здесь за делом из областной приехали, так что не уходи… Да, по убийству Татьяничевой… А я почем знаю? Это их право… Словом, подготовь дело, подшей там что надо и прочее. Все.
По иронии судьбы дело Калюжного оказалось в производстве того старшего следователя Дробышева, пытавшегося когда-то при активном участи оперуполномоченных из Заельцовского управления милиции сделать из меня матерого убийцу.
При моем появлении Дробышев явно расстерялся. Вскочил. Глазкми воровато забегали. К рыхлому лицу кровь сначала прихлынула и оно стало одного цвета с волосами, затем, отхлынула и на нем явственно проступили крупные веснушки.
— Здравствуйте, Родион Иванович! — приветствовал я его. — Как поживаете, коллега?
— З-здравствуйте! Н-нормально, — ответил следователь отчего-то заикаясь, вероятно, от нежданной встречи со мной. Прежде этого заикания я у него не наблюдал.
— Совесть не мучит? Нет?
— А почему, собственно?
— Ну, мало ли. За старые грехи, за новые заслуги. Так говорите — не заслужили?
— Я не понимаю, к чему вы все… Будто вы никогда не ошибались.
— Я ошибался. Не ошибается тот, кто не работает. Звучит слишком банально, но по существу верно. И если бы то была ваша ошибка, я бы давно о ней забыл. Но вы, Родион Иванович, сознательно, как говорят на зоне, «лепили мне горбатого», делали из меня убийцу.
— Скажите тоже. — Его взгляд продолжал метаться по кабинету, всякий раз старательно меня обходя.
— И скажу. Я давно хотел вам это сказать, да удобного случая не предоставлялось. Как-то комара спросили» «Почему ты такой кровожадный? Отчего пьешь чужую кровь?» На что тот ответил: «Я иначе не могу. Я так устроен». Так вот вы, Дробышев, тоже так устроены, но всячески, в отличии от комара, пытаетесь скрыть этот факт, Вас на пушечный выстрел нельзя подпускать к людям.
— А зачем вы тогда врали? Я вас не заставлял.
— А врал я от безвыходности ситуации, в которой оказался. И вы это знали. — Я прошелся по кабинету. Когда-то именно в этом маленьком, но уютном кабинете я начинал работу. Прошло каких-то три с половиной года, а кажется, что целая вечность. Подошел к окну. Решетка на нем была теперь прикручена огромными шурупами. Указывая на нее, я сказал:
— Если бы не эта решетка, державшаяся на честном слове, то вы, Дробышев, сделали бы из меня убийцу. Факт.
Следователь ничего не ответил. Да мне его ответ и не был нужен. Главное, что я сказал все, что о нем думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98