— Ну, как знаешь, — смирилась жена. — А тут к тебе недавно один товарищ приходил.
Сердце у Эдуарда Васильевича упало. «Начинается!» — с токой подумал он. Спросил:
— Какой ещё товарищ?
— Он представился Григорием Борисовичем, сказал, что вы вместе учились в Университете.
— И что ты ответила?
— Сказала, что ты на работе. Он выразил сожаление и ушел.
— Он не говорил, что ещё придет?
— Нет, не говорил.
— Вот что, Ирина, до моего звонка ты не должна открывать дверь ни под каким предлогом. Поняла?
— А что случилось?! — не на шутку встревожилась жена.
— Я тебе потом все объясню. Если кто попытается проникнуть в квартиру, немедленно звони в милицию.
— А этот, Григорий Борисович. Он кто?
— Понятия не имею. Но то, что у меня нет и никогда не было такого товарища — это однозначно.
— Эдуард, ты что-то от меня скрываешь?! Мне страшно! Приезжай скорей.
— Я утром позвоню и мы все решим. А пока никому не открывай дверь и все будет хорошо. Не волнуйся.
— Как же мне не волноваться, когда ты тут такого наговорил, — заплакала Ирина.
«Зря я её оставил, — подумал Калюжный. — Теперь эти сволочи ей покоя не дадут».
Но он прекрасно осознавал, что возвращаться домой за женой — значит, подписывать себе смертный приговор.
— До свидания, Ирина! — сказал Эдуард Васильевич и повесил трубку. Утро вечера мудренее. Может быть завтра и придет что-нибудь толковое в голову, а сегодня столько всего свалилось, что мозг буквально изнывал от перенапряжения.
Вернувшись на дачу, Калюжный лег и попытался уснуть. Но сон не шел, хоть убей. Мешала тревога. Что же теперь будет с ним, с Ириной и вообще? Ему было страшно. Страшно так, как никогда прежде не бывало. Впрочем, ему всегда было страшно, но так, по мелочам. Жил с оглядкой, как бы чего не вышло. И вот его настигла настоящая беда, а он к ней, практически, не готов. Очень даже не готов.
Промучавшись около часа, Калюжный встал, накинул на плечи ветровку, прихватил сигареты, вышел на веранду, сел на высокое крыльцо, закурил. Ночь была прохладная, сырая, безлунная. Хоть глаз коли. В голове роились невеселые думы. Похоже, кончается жизнь. Уцелеть в ситуации, когда против него работает мощная, хорошо отлаженная машина у него нет никаких. Ну побегает он ещё какое-то время будто заяц, но его неизбежно найдут и… А, да что говорить! Интересно, есть ли что за пределами земного бытия? Или все также черно, как вот эта ночь? А если и есть, что он там предъявит? Самое печальное, что за сорок три года ни одного яркого воспоминания. Разве-что рождение сына, а остальное — сплошная серость. Он не совершил ни одного поступка. Все осторожничал, все выгадывал. Ради чего? Ради спокойствия? Но ведь не было его, спокойствия. Не было. Дурацкая какая-то жизнь получилась. Да и получилась ли? Вот вопрос. Он все свои сознательные годы простоял на остановке, все чего-то ожидая. Но так и не дождался. А жизнь, похоже, уже заканчивается. Очень даже похоже.
Глава шестая: Колесов. Что же делать?
Дело до того раскрутилось, до того разраслось, что теперь об отпуске и мечтать не приходится. А мы с Леной думали этим летом съездить на Телецкое озеро. Съездили, называется. Эх, ма! Лена говорит, что это не работа, а издевательство. В шутку, конечно. А вообще, я работой вполне доволен. Интересная. И платят, по сравнению с остальными, неплохо. Так что, жить вполне можно. А когда рядом работает твой лучший друг, так вообще здорово. Он, Дима, конечно немного баламут, не без этого. Порой, эти его приколы кого угодно могут довести до белого каления. На что я, знаю его как облупленного, и то иногда завожусь. Но все это Дима не по злобе, а от веселости характера. Таким уродился. Не всем же быть колесовыми. Со скуки можно было бы помереть. Верно? Потому и нужны беркутовы. Для баланса жизни и полноты ощущений.
Рокотов поручил мне выяснить — почему убийцы хотели подставить именно директора Электродного завода Самохвалова. Да он и не директор, а назначенный арбитражным судом внешний управляющий. Поговорил я с ребятами из управления по борьбе с экономическими преступлениями, посмотрел имеющиеся у них материалы, побывал в арбитражном суде, посмотрел дело о признании завода банкротом, съездил на завод, побеседовал с некоторыми работниками, бывшем директором Леонидовым. Словом, работы много уже проделал. Но чем больше знал, тем меньше понимал. Правда. И вообще, с этим заводом какие-то странные вещи происходили и происходят. До развала Союза это было одно из самых процветающих предприятий, приносящее большие прибыли не только стране, но и области. А с момента объявления тотальной приватизации стал стремительно хиреть и разваливаться. Продукцию завода по какой-то непонятной причине отказывались покупать не только иностранные фирмы, но и отечественные. Леонидов убежден, что все это делалось сознательно, чтобы довести завод до банкротства. Будто ещё до начала приватизации, был составлен список предприятий, подлежащих обязательному банкротству. И Электродный завод значился в этом списке. Сколько он с бывшим губернатором области ни боролись за завод, ничего не помогло. Если все так, как говорит Леонидов, то ведь это самое настоящее вредительство. Тех, кто это делал, судить надо, как предателей. После всего этого и задумаешься, — а все ли было так однозначно в тридцатые годы, как сейчас об этом говорят?
Лет десять назад у меня случился аппендицит и я попал в больницу. Вместе со мной в палате лежал старик с грыжей. Так вот тот старик рассказал очень любопытную историю. Как раз в тридцатые годы он работал в колхозе. А была тогда пахотная пора. И стали у них трактора один за другим останавливаться из-за поломки небольшой, но очень дефицитной детальки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98