— Правду, Любовь Сергеевна. Истинную правду, — подтвердил я. — А ещё он был вором рецидивистом и отсидел в местах лишения свободы без малого двадцать лет.
— Что вы говорите! Ужас какой-то! — Глаза хозяйки стали не только наивными, но и испуганными, лицо выразило целую гамму чувств, главным из которых было все же кокетство хорошенькой женщины, и уж потом — все осталные. — А с виду такой… Ни за что не подумаешь.
— Вы со Степаненко в последние дни перед его смертью разговаривали?
— Да, конечно. Мы часто втречались по вечерам. Его Джек с моим Ромой были большими друзьями.
— С кем? — Я посчитал, что ослышался.
— С Ромой. Это моего добермана так зовут, — пояснила она. — Он такой у меня умница, такой душка.
Это называется — нарошно не придумаешь. Точно. Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
— А у Степаненко тоже была собака?
— Да. Шнауцер.
— И где же он?
— Дня за два до того, как… Умер. Чем-то отравился. Они, собаки, как дети, чуть не досмотрел и… А Джек, к тому же, был молодым и очень импульсивным. Потому и…
У Виноградовой была странная манера не договаривать фразы.
— И как реагировал Степаненко на смерть своего друга?
— Был очень опечален. Переживал.
— А не высказывал он предположения, что Джека мог кто-то отравить?
— Нет, а при чем тут… — Но вот смысл моих слов кажется наконец дошел до её головки и произвел в ней сущий переполох. Ее глазки округлились от изумления и забыв про роль этакой очаровашки, светской обольстительницы, она совсем по-бабьи всплеснула руками и воскликнула так, будто хотела поведать мне мировую сенсацию: — А ведь очень может… В свете последних… Какой ужас! А мне даже ни к чему. Это они его, чтобы не мешал. Да?
— Это всего-навсего одна из версий, Любовь Сергеевна.
— Да-да, я понимаю. Теперь я уверена, что так все и было. Какие изверги! Даже бедную собачку не пожалели. А он. Джек, был таким наивным, таким доверчивым. Вообще-то шнауцеры не очень контактны, самолюбивы. Но Джек был не таким. Господи! Что делается! Даже собачки страдают от этого беспредела!
— А в тот вечер вы со Степаненко разговаривали?
— Да не то чтобы… Так, обменялись парой фраз.
— О чем же?
— Федор Степанович поздоровался со мной и сказал, что я слишком поздно гуляю. Я ответила, что Рома никак не хочет идти домой. Он сказал: «Балуете вы его, Любовь Сергеевна». Вот и весь разговор. Затем он со своими спутниками прошел к себе в коттедж.
— Сколько было времени?
— Что-то в районе двенадцати. Я на часы на смотрела.
— А сколько было его гостей?
— Четверо. Трое мужчин и одна женщина… Да, чуть было не забыла. Был ещё телохранитель Степаненко, кажется его Сергеем зовут.
— Вы кого-нибудь из гостей прежде видели?
— Женщину. Она раза три приезжала вместе с Федором Степановичем.
— А из мужчин?
— Никого. Хотя лицо одного из них… Но никак не могла вспомнить, где видела.
— Вы хорошо их разглядели?
— Да, достаточно хорошо. У ворот Степаненко два ярких светильника. Так что…
— Сможете их описать?
— Пожалуй.
— Тогда сделайте одолжение.
— Значит так… — Виноградова подвела глаза к потолку, вспоминая. — Один из ни бы полный, солидный, представительный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти кавказской или еврейской наружности. Волосы черные с проседью, зачесаны назад, в массивных роговых очках. Одет в серую тройку. Он-то и показался мне знакомым.
Я даже не ожидал, что она окажется столь ценным свидетелем. Внешность описывала достаточно профессионально, будто до этого многие годы работала в правоохранительных органах. Весьма и весьма наблюдательная дама. Кто бы мог подумать?!
— У вас не возникло ощущение, что вы с ним прежде где-то встречались?
— Возможно… Впрочем, не уверена. Я же уже говорила, что не могла никак вспомнить.
— А двое других?
— Эти были молодые, лет по тридцать. Оба рослые, спортивные. Один блондин, довольно красивый, другой брюнет, очень неприятный.
— И чем же он показался вам неприятным?
— Мрачный, лицо лошадинное и взгляд исподлобья.
Экая, право, умница! Даже взгляд запомнила.
— Лошадинное — это какое?
— Длинное, естественно, с массивным выпирающим подбородком. А глазки маленькие, колючие.
— А блондин?
— Он полная противоположность брюнету. Лицо хорошее, славянское.
— Славянское?
— Ну да, славянское — широкоскулое, открытое, добродушное. Волосы короткие… Ну, знаете, как сейчас молодежь… Он мне понравился.
«Считай, что фотороботы всех троих у нас уже в кармане», — с удовлетворением подумал я.
— Они между собой общались?
— Нет. Молча прошли за Федором Степановичем.
— В своем объяснении вы указали, что они приехали на двух иномарках. Так?
— Да, — кивнула Виноградова.
— Случайно, не можете назвать марки машин?
— Случайно, могу, — кокетливо улыбнулась она. — Они приехали на темно-бордовом «рено» и черном «БМВ».
Она оказалась сущим кладом для следователя. Но я даже не мог предположить, какая удача ждет впереди. Спросил скорее для очистки совести, чем в надежде на результат:
— А их номера вы видели?
— «Рено» стояла сбоку и потому, номера не было видно. А вот у «БМВ» я прекрасно разглядела номер и даже запомнила.
— Что?! Не может этого быть! — воскликнул я пораженный. Подобная удача не часто балует нашего брата, следователя.
— Ну отчего же, — рассмеялась Виноградова, весьма довольная произведенным эффектом. — Очень даже может быть. Ее номер — А 378 БК.
От этих слов я тут же, не сходя с места, готов был расцеловать эту прелестную Армиду в её соблазнительные уста. От возбуждения во рту у меня пересохло, а в голове как-то само-собой, совершенно спонтанно возник вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98