Схожу с ума! Схожу с ума!
Она встала и незаметно вышла из комнаты...
* * *
К Светлане подскочил главный режиссер и, обнимая за плечи, восторженно проговорил:
— Молодчина! Все замечательно! — Обернулся к остальным актерам и, потрясая в воздухе рукой, воскликнул: — Вот как надо играть, господа актеры!
А Светлана все плакала и никак не могла остановиться. Она все ещё оставалась в той темной комнате. А за окном все выл и выл ветер и хлестал по нему ветками сосны. Было одиноко и жутко. Она не была человеком, как написано в пьесе. Она была призраком, скитающимся в бескрайних просторах космоса и так тоскующим, так невыносимо тоскующим по людям. Жутко! Одиноко! Зябко! Господи! Прости меня, грешную! Пости и помилуй!
— Успокойтесь, голубушка! — уговаривал её Янсон, трогая за плечо. Не выдержав, воскликнул: — Какое перевоплощение! Какое поразительное перевоплощение!
Наконец, Козицина пришла в себя, увидела удивленные лица актеров и поняла, что выдержала экзамен. Поспешно достала носовой платок, вытерла слезы, сказала смущенно:
— Извините!
— И она ещё извиняется! — вновь завосторгался главный режиссер. — Это вы нас, Марианна вы наша Юрьвна, извините, что посмели заподозрить черт знает в чем. Да мы с вами поставим ни эту, я извиняюсь, пошлость. Мы с вами, Марианна Юрьевна, поставим Леди Магбет, Марию Стюарт, Жанну Д,Арк, наконец!
А Светлана прочти физически ощутила на себе завистливые взгляды. Пожалуй, лишь Людмила-Катенька продолжала смотреть на неё восторженно, с обожанием. И поняла, что в театре её ждут нелегкие времена.
После репетиции Козицина вместе с Людмилой оказались в небольшой гримерной. Паршина указала рукой на дальний туалетный столик, сказала:
— Это столик Алисы. Теперь он твой.
— А где же сама Алиса? — спросила Светлана.
Лицо Людмилы побледнело, стало испуганным, а восторженные глаза — поблекшими, невыразительными.
— Ее нет, — тихо ответила.
— Она что, уволилась?
Люмила оглянулась на дверь, будто боялась, что её услышат. Таинственно прошептала:
— Нет. Ее убили.
— Боже! — воскликнула Светлана. — За что?
— Пока никто ничего не знает. — Людмила подошла к столику Заикиной, выдвинула ящик. В нем была массажная щетка с торчавшими пепельными волосинками, тюбик губной помады. Паршина взяла щетку, повертела в руках, сказала печально: — Как странно. Щетка вот с её волосами есть, а Алисы нет. Странно. — И, вдруг, заплакала, громко, наывзрыд, итерично закричала: — Я больше этого не выдержву! Каждый день одно и тоже! Сколько же можно! Я скоро рехнусь! Честное слово, рехнусь!
Козицина обняла девушку за плечи, принялась успокаивать:
— Ну, что ты, Люда, что ты. Перестань! Что поделаешь, все мы смертны.
— Да я не об этом, — отчаянно воскликнула сквозь рыдания Людмила.
— А о чем? Чего ты не выдержишь?
Актриса спохватилась, что сболтнула лишнее. Испугалась. Страх быстро привел её в чувство. Она вытерла ладонями слезы, смущенно проговорила:
— Да так, ничего. Не обращай внимания. Это со мной иногда случается.
А вечером Светлана сидела в кабинете Иванова. Выслушав её рассказ, Сергей Иванович проговорил:
— Ты молодчина, Светлана Анатольевна! Слушай, а может быть тебе в актрисы податься?
— А на что я жить буду?
— Впрочем, ты права. Сейчас этим делом много не заработаешь... Как думаешь, что имела в виду Паршина, говоря, что этого не выдержит? Чего — этого?
Светлана пожала плечами.
— Понятия не имею.
— Что-то за этим скрывается. Тебе надо попытаться узнать — что именно. Она — самое слабое звено. Попытайся с ней подружиться и вызвать на откровенность. Возможно, она и есть та самая ниточка, с помощью которой нам удастся размотать весь клубок.
— Образно, — усмехнулась Светлана. — Очень образно. Только не лежит у меня душа ко всему этому.
— К чему — этому?
— Ну, подружиться, втереться в доверие. Такое ощущение, что совершаешь большое свинство. Честное слово! Сегодня она твоя подруга, а завтра может стать обвиняемой. До сих пор не могу забыть Макарова. Не могу простить себе его смерти.
— Не надо ля-ля, товарищ капитан милиции. Он сам себя приговорил. Сам за все и ответил. Мы — не благотворительная организация, чтобы спасать заблудших, и не священнослужитель, чтобы отпускать им грехи. Мы призваны бороться с преступниками. И в этой борьбе все средства хороши. Главное — результат.
— Но ведь вы сами помогли Холодовой, — возразила Светлана.
— Холодова — отдельный случай. Мы с ней заключили «джентльменское» соглашение: ты — мне, я — тебе. Она помогла нам расправиться с мафией, я помог ей. Только и всего.
— А что же вы с ней до сих пор переписываетесь?
— Ну, сыскари! — удивился Иванов. — Ну вы, блин, даете! От вас невозможно ничего скрыть. Много там, у вас, на меня ещё компромата?
— Достаточно, — улыбнулась она.
— Слушай, Свет, а что у вас с Вадимом? Что вы друг другу голову морочите?
Лицо её мгновенно стало строгим, даже злым.
— А вот это вас совершенно не касается, — сказала, как отрезала.
— Это конечно, — согласился Иванов. — Только обидно смотреть, как двое замечательных людей мучают себя и других.
Она посмотрела на него долгим взглядом. И если бы Сергей Иванович имел способность читать по глазам, то он многое мог бы там прочесть.
— Может быть, я люблю другого человека? — сказала она с вызовом.
— И кто же тот счастливчик? — спросил он, беспечно улыбаясь и любуясь девушкой. Какая замечательная красавица! Да к тому же ещё какая замечательная умница. Сочетание этих двух качеств в одной женщине — вещь почти немыслимая, убойная. Ага. Бьет наповал с расстояния до двух километров.
— А что если это вы, Сергей Иванович?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110