Риск слишком велик. Я говорю все как есть, независимо от того, сама ли ты пришла или тебя кто-то прислал ко мне. Пусть знают. И пусть попробуют взять мой фонд, если невтерпеж!Все. Надменная уверенность, загадочная женственность, высокомерие и печаль исчезли. Крылья тонкого носа Риты дрогнули, лицо свела гримаса, и она некрасиво, по-бабьи заплакала, вздрагивая плечами и шумно сморкаясь. Марк молчал, ожидая, пока она справится с собой.— Где у тебя ванная? — наконец спросила Рита. — Мне нужно умыться и привести себя в порядок.Марк указал, и пока шумела вода и из-за двери доносились приглушенные звуки, медленно пил, раскручивая после каждого глотка маслянистую жидкость в бокале и нюхая незажженную сигарету. Курить он перестал сразу же после инцидента с милицией, словно в нем сработал какой-то переключатель, но инстинктивная тяга к сухому и чистому аромату хорошего табака осталась.Рита вернулась. Теперь она дышала ровно, бледные губы были подобраны, а лицо выражало как бы даже некое торжество.— Я хочу еще коньяку, — сказала она, опускаясь в кресло. — И еще хочу сказать тебе, что мне пришла в голову презабавная мысль. Если ты согласен, я в четверть часа докажу тебе, что все, за что ты держишься, ничего не стоит. Нуль.Весь твой фонд, вся твоя обожаемая живопись, эти пейзажики-портретики — шелуха, годная только на то, чтобы быть обращенной в деньги, если кто-то еще согласен платить за эти допотопные забавы. Вот здесь, — она щелкнула сумочкой, выбросив на стол крохотный пластиковый пакетик с пухлым белым порошком, кристаллы которого поблескивали, как бертолетова соль, — доказательство. Советую попробовать. Я сделаю это вместе с тобой, чтобы ты не заподозрил, что я намерена отравить тебя или повлиять с тайным умыслом на твою драгоценную психику. Это действует не больше четверти часа, зато ты кое-что узнаешь.— О чем? — Марк засмеялся, блестя зубами и откидывая голову. — Ты всегда любила всяческую экзотику, но наркотики… — Он пожал плечами.— Нет, ты должен понять, — требовательно проговорила Рита. — Это вовсе не то, что ты думаешь. Эта штука… Называется довольно длинно, кое-кто наверху очень увлекается сейчас ею… Диметилтриптамин — так, кажется. Синтетика. Уже через минуту ты сможешь заглянуть… нет, не скажу. Ну неужели ты стал совсем нелюбопытен? Это так не похоже на тебя. Марк отсмеялся и сказал:— Твой кофе совсем остыл. Сварить новый? Рита тряхнула головой, глаза ее сухо заблестели, напоминая сейчас надкрылья жуков.— Не хочу. Тогда помоги мне, если сможешь. У тебя есть листок тонкой бумаги?— Разумеется.— Дай.Марк пошарил на полке и протянул. Точными, словно у сомнамбулы, движениями Рита свернула листок в трубочку, отмерив в нее ровно половину порошка. Тот оказался чрезвычайно легким, и все это время она отворачивала лицо, стараясь дышать в сторону. Закончив, сказала:— Ну вот. Теперь главное. Ты должен взять трубочку и вдуть порошок мне в ноздри, чтобы он попал глубоко в бронхи. Только так достигается мгновенное действие. Это совершенно безвредно и много раз проверено. И не пугайся, если это напомнит тебе такой странноватый секс. В этом порошочке много всякого, и не случайно его нельзя принять как следует в одиночку. Ну, давай же, чего ты ждешь?Марк склонился над нею и, слегка задыхаясь от тяжелого аромата духов, сделал все, о чем его просили. В лице Риты ничего не изменилось. Она вздохнула, затуманенно улыбнулась и пробормотала:— Ты… Теперь — ты. Я умоляю тебя — сделай это, и ты не пожалеешь, увидишь, что я… я была права. Необходимо попробовать это вместе, и тогда…В руках у нее, сухо шелестя, свернулась трубочка, просыпался порошок. И Марк, словно завороженный всем, что происходило у него на глазах, позволил ей сделать то, чего она добивалась, потому что услышал в сбивчивых и неубедительных словах Риты что-то, заставившее его остро забеспокоиться. Ничего не случится, маленькая экскурсия, пустяки, сказал он себе, ощущая в легких затрудненность, как если бы полной грудью хватил морозного воздуха, и слабый привкус канифоли на зубах, смешанный с химической горечью.И сейчас же почувствовал, что один в комнате. Один, но не одинок. Все было как прежде — книги, гладкие молочно-серые стены, акварельный набросок Шагала на плохой бумаге, пейзаж маслом с облаками в черно-золотой раме, холодное дерево подлокотника под ладонью. В теле на мгновение возникла болезненная суета, словно оно сопротивлялось чему-то, и сейчас же невидимая мембрана, отделявшая его существо от мира, беззвучно лопнула и в поле зрения поплыл густой светящийся мазок голубизны. Сердце билось ровно, и все чувства оставались ясными.То, что Марк увидел дальше, оказалось гораздо более странным, чем он мог представить. Осторожно и бережно чей-то жемчужный голос попробовал ноту — и тут же рассыпался в воздухе цветными лепестками, затем собрался и потек, как густеющий расплавленный металл. С невероятной простотой и достоверностью мир превратился в сверкающий, запутанный, как вязь цветных арабесок, дворец, где каждый изгиб мотива и завиток пространства захлестывали разум бессловесным восторгом. В то же время Марк понимал, что все, открывшееся ему, — это он сам, и реальность этой тайны, где одновременно сосуществовали в ином измерении его детство, юность и сегодняшний день, оставляла ощущение чуда.Он словно обнаружил в себе затерянный континент, и этот континент был населен. Здесь было множество детей, он сразу догадался, что это дети, хотя эти существа походили на земных детей не больше, чем живые цветы на их двухмерное изображение. И они все время менялись, так что почти невозможно было уследить за этой чередой образов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121