Следовало исключить всякий элемент случайности. Несомненно, что в толпе посетителей будет вертеться немало оперативников, ловя разговоры, но во время работы экспозиции тронуть ничего не рискнут — вокруг полным-полно иностранцев, резонанс может получиться чрезвычайный. Два дня показов — максимум. Марк привозит работы утром в субботу, все уже должно быть готово вплоть до места под каждую, час-другой на монтаж — и открытие. В афише объявить четыре дня. В воскресенье вечером, незадолго до закрытия клуба, мгновенный демонтаж и эвакуация. На его стороне было серьезное Сообщив о предполагаемом событии кое-кому в Москве, Марк занялся подчисткой мелочей и к вечеру пятницы был готов. Днем он уехал в Москву, побывал дома, а вечером сел в поезд, проходящий через Серпухов, рассудив, что в электричке «пасти» его проще простого.Переночевав у Михаила, рано утром он вышел на трассу, поймал такси, направляющееся в Серпухов, вернулся с ним в Дракино и погрузил картины. Это было самое слабое место плана: расколоть этого таксиста ничего не стоило, но тут приходилось полагаться только на удачу — остальной транспорт был местный, что являлось еще худшим вариантом. Впрочем, за полсотни таксисту удалось внушить, что на любые расспросы следует отвечать, будто он подхватил Марка с багажом на железнодорожном вокзале.В восемь тридцать Марк был на месте. То, что он увидел у Дома культуры, поразило его. Шеренга отполированных лимузинов выстроилась у бокового подъезда, а у центрального входа солидно переминалась небольшая кучка прилично одетых людей, среди которых он наметанным взглядом сразу выделил директоров двух крупнейших комиссионных магазинов, а также четверку широко известных коллекционеров и любителей. Поодаль стояла еще одна группка неясных фигур, больше всего походивших на партийных работников средней руки. Выходило, что, дабы оказаться на месте к открытию, эти люди поднялись не позднее шести.Марка с его поклажей приняли ребята заведующего — и работа закипела.Экспозиция открылась ровно в десять, как и намечалось, не без некоторой, впрочем, заминки в самом начале, когда уполномоченный Министерства культуры, обнаружив на афише под словами «из коллекции Марка Кричевского» убористый текст: «сложившейся за последние лет», впал в транс и категорически потребовал замены — иначе может возникнуть превратное впечатление, что в СССР жровища живописи валяются буквально под ногами. Марк насмешливо фыркнул, послали за художником, и пять" заменили на «двадцать». Таким образом выходило, что упомянутый вундеркинд с неполных пяти лет предавался благородной страсти собирательства.Все происходящее напоминало блюдо, приготовленное на скорую руку, — получилось вроде недурно, но никак не понять, почему и каков рецепт. Тем не менее эта случайная экспозиция оказалась впоследствии первой за шестьдесят лет выставкой одного частного собрания, отчего и вошла в анналы. Однако те, кто пытался потом повторить этот эксперимент, неизменно встречали жесткий отпор властей. Походило на то, что Протвино и в самом деле было своего рода полигоном для спецслужбы, приноравливавшейся к условиям пос-лехельсинкского детанта. Марк сыграл внаглую и неожиданно выиграл. Теперь оставалось одно — с достоинством отступить в тень, не понеся серьезных потерь.Народу в вестибюле, где висели полотна, набилось как сельдей в бочке.Весь научный городок был здесь, наши и не наши, Марка сейчас же представили знаменитому математику, членкору, который полгода спустя отбыл в Штаты.Мальчишки-физики, сверстники Марка, смотрели на него — желтого, сухого, словно папирус, в темных очках, — как на Господа Бога. Знаменитость пожала Марку руку и сиплым тенорком обронила: «Благодарю», после чего занялась своей трубкой, исподлобья сверля взглядом картины.Марк выбрал вещи, которые сам ценил больше всего, — два десятка небольших по размерам работ. Очень русские, простые и поразительные. Иные из них самим авторам казались эскизами, но теперь, сойдясь с другими, образовали удивительный по силе и едкой горечи ансамбль. Даже самый зачерствевший дух не мог отозваться хотя бы слабым, но искренним движением…В полдень, когда Марк уже порядочно подустал от рукопожатий и разговоров, его отозвали в сторону — чужие, сразу отметил он и тотчас подумал — все, готово дело.Человек с лицом трактирного полового повел его в уголок, где сгрудились те, кто до открытия стояли особняком. За Марком двинулись было его приятели-физики, приглядывавшие за порядком в фойе, но он остановил их жестом.— Марк Борисович, — было сказано ему, — мы тут кое-что обсудили… — Говоривший явно был среди них старшим и привык отдавать распоряжения, причем по телефону, так как глядел куда-то мимо уха собеседника.— С кем, простите, имею честь? — осведомился Марк, изобразив любезную улыбку, но уже заранее ощетиниваясь.— Меня зовут Виталий Сергеевич, — сообщили ему, не развивая более этой темы. — Мы осмотрели вашу э-э… экспозицию и склоняемся к мысли, что вы могли бы оказать некоторую, ну, скажем, помощь в одном немаловажном деле.— Кому? — быстро спросил Марк.— Допустим, некоему весьма влиятельному лицу. Видите ли, на повестке дня стоит вопрос о формировании личной коллекции Андрея Андреевича…— Кто это — Андрей Андреевич? Человек засмеялся, а с ним и окружавшие его, затем погрозил пальцем.— Совестно вам! В вузе у вас какая оценка по истории партии?— Не помню, — отвечал Марк. — А при чем тут это?— При том, молодой человек, что членов Политбюро полезно знать и по имени-отчеству. Но мы отвлеклись.— Но в чем же может состоять…— Не торопитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121